Новая жизнь Люды Усит
Я вот думаю: людям, рожденным в начале 1930-х и прожившим три десятилетия при Сталине, им-то наверняка казалось, что другой жизни в России не было и быть не могло. Они не знали другой жизни. Это сегодня понятно, что миллионам наших соотечественников в эпоху большого террора было не до лирики. А искренние, не сомневаюсь, строки поэта Павла Когана о «мальчиках иных веков», которые, «будут плакать ночью о времени большевиков», казались им чистой пропагандой. Детям «врагов народа», оставшимся сиротами благодаря «лучшему другу детей», нельзя было плакать. Им – таким как Людмила Усит (в замужестве Мельникова) – пришлось заново учиться жить.
Воспоминания Людмилы Яновны о ее детстве в волжском Ставрополе я редактировал для книги, которая готовилась к изданию в городском музейном комплексе «Наследие». О планах выпустить ее к 70-летию победы мы объявили в ноябре 2014 года на вечере «Мы рано взрослели…», посвященном ставропольским детдомовцам военных лет.
Мельниковы, обоим уже было за восемьдесят, на тот вечер пришли вдвоем. Это сегодня я знаю, как они – эвакуированная с оккупированной Смоленщины Людмила и сын работника ставропольского детдома Борис – встретились. Слава богу, есть еще кому рассказать эту трогательную историю, ведь самих ее героев уже нет в живых. А глядя на эту пару, хочется понять, как люди находят друг друга, чтобы уже не расставаться. И потому, сев за этот очерк, я первым делом позвонил Олимпиаде Фёклиной (ур. Головановой), дочери директора 28-го ставропольского детдома. Я знал, что его воспитанница Люда Усит и она, Липа Голованова, познакомившись в далеком 1942-м, десятки лет учительствовали в моей родной 23-й тольяттинской школе, пели в учительском хоре и всю жизнь дружили семьями. Талантливый инженер-конструктор Борис Александрович Мельников работал на заводе «Волгоцеммаш»…
– Да, чудесная была пара, всю жизнь шли рука об руку, – сразу откликнулась Олимпиада Евгеньевна. – И воспитали двух замечательных дочерей…
Сделали то, чего – не по своей воле, увы, – не смогли родители Людмилы Усит и ее старшей сестры Тамары…
Всё образуется
Вы спросите: как латыш, уроженец Лифляндии Ян Петрович Усит, из кадровых сотрудников НКВД и партийных секретарей переквалифицировался в плотники на Ярцевской ткацкой фабрике? Обычная для сталинской (и не только) России история.
Как вспоминала Людмила Яновна, отец был человеком принципиальным и учил их с сестрой прямо говорить, что думают. «За это и сам пострадал», утверждала дочь. На одном из совещаний секретарь райкома «выступил с критикой». И был снят с должности.
– Некоторое время он жил вместе с нами в крохотной каморке в казарме, которая принадлежала Ярцевской ткацкой фабрике. Чтобы хоть как-то заработать на жизнь, папа делал табуретки, шкафчики, полочки, подшивал обувь. Ни на кого обиду не держал, не жаловался, только всё время говорил: «Всё образуется, это какая-то ошибка»…
Не образовалось. В декабре 1937-го отца увез «воронок».
Не помогли именные часы и радиоприемник от Сталина. «Мы гордились этими наградами, – писала в воспоминаниях Людмила Яновна. – А теперь сомневаемся: так ли это всё было на самом деле? И хотя работала я «по-большевистски»: честно, добросовестно, работа – на первом месте, но в партию так и не вступила, как меня ни призывали»…
Накануне войны девочки осиротели. Клавдия Ивановна после смерти мужа полностью отдала себя работе, простудилась и слегла. 7 апреля, на Благовещение, ее не стало.
Подальше от войны
Война застала их с бабушкой, знаменитой ярцевской ткачихой Фёклой Ивановной Догадовой, в Сухиничах. Восьмиквартирный дом, где они жили, был недалеко от узловой станции и моста, который немцы бомбили по нескольку раз в день.
Шло наступление противника, и в один из дней местные власти собрали стариков и детей и отвели в близлежащую деревню. А наутро туда вошли захватчики. «Поразила разноликость людская, – вспоминала Людмила Яновна. – Немцы гнали наших израненных, изможденных пленных бойцов, а делегация местных жителей встречала гитлеровцев хлебом-солью».
Когда вернулись в город, оказалось, их дома больше нет — разбомбили. Поселились у знакомых, которые успели эвакуироваться.
Город переходил из рук в руки.
– Голод и страх сковывали нас – и старых, и молодых. Но люди были настолько добры и внимательны друг к другу, что диву даешься. В одну из ночей к нам постучался раненый, в окровавленных одеждах солдат. Он каким-то образом сбежал из тюрьмы, где содержались военнопленные. Бабушка быстро обмыла его, переодела в папины вещи и стала лечить раны. Оставив его в доме, она подвергала опасности и себя, и нас. Однажды, когда немцы в очередной раз пришли за «яйко», «мяско», он не успел спрятаться. «Тиф у него», – нашлась бабушка и тем самым спасла. Когда появилась возможность, солдатик ушел навстречу своим, сказав на прощание: «Мама, я никогда этого не забуду…»
Многих в городе расстреляли за то, что спасали евреев…
Летом 1942-го у местных властей появилась возможность вывезти детей. Четырнадцатилетнюю Тамару отправили в эвакуацию в Сибирь («нашла она меня только в 1944 году»), Людмилу – на Волгу, в Ставрополь.
Волга. Ставрополь
Людмила Яновна точно помнила день, когда их, эвакуированных девчонок и мальчишек, привезли в Ставрополь, в детский дом №28, – 18 июля 1942 года. Постригли наголо, помыли, переодели.
– Вскоре ослабленных детей перевели в здание, которое находилось в лесу, и мы стали первооткрывателями детдома №6. Его директором был Антон Иванович, по-моему, Масленников, дети звали его Антошкой. Отвели нам пять зданий. В первом были дети: спальня для девочек, напротив – спальня для мальчиков. Во втором здании – столовая, в третьем – склад для белья, в четвертом – прачечная и баня, в пятом – дезкамера.
Врач-пульмонолог Наум Борисович и его жена, медсестра Эмилия Иосифовна – приехавшие из Киева «профессионалы и люди большой души» – каждое утро осматривали ребятишек, слушали, говорили добрые слова. Запомнился кумыс — проверенное снадобье от болезней легких, которым в Ставрополе лечили еще с конца прошлого века.
Особенно тепло вспоминала Людмила Яновна воспитательницу Александру Константиновну Морякину, которая все время была с ребятишками, жалела, подкармливала их – то тыквой, то печеной картошкой, то семечками. И тех, кто открыл им чудесный мир музыки.
– Яркой звездочкой у нас была балерина Мария Ефимовна Неутолимова. Она жила в Ленинграде, работала вместе с Лемешевым, – вспоминала Мельникова. – Она разучивала с нами песни о войне, ставила танцы. Аккомпанировать она пригласила слепого баяниста дядю Васю – он, пожалуй, был единственный на весь город музыкант, все были на фронте…
Впоследствии, когда Людмилу перевели в одно из зданий знакомого уже 28-го детского дома, где с 1944 года жили дети поляков (польский детдом), Мария Ефимовна продолжала вести кружок хореографии. «Мы удивляли танцевальными способностями. Был у нас аккордеонист-самоучка Валентин Александрович Бузыцков, который не допускал ни одной фальшивой ноты»…
Я нашел информацию о Марии Неутолимовой – замечательном педагоге, которого с любовью вспоминали ставропольские детдомовцы. Профессиональный хореограф, педагог, заслуженный работник культуры РСФСР. Родилась в 1918 году. Окончила Саратовское театральное училище им. И.А. Слонова, танцевала в Саратовском театре оперы и балета. Участница Великой Отечественной войны, доброволец, служила в ансамбле Ленинградского фронта. Уже после Ставрополя, в 1950-е годы, – одна из основателей и впоследствии художественный руководитель и директор Дворца культуры Новокуйбышевского нефтеперерабатывающего завода.
Многие вспоминают и знаменитого ставропольского слепого баяниста дядю Васю – Василия Князева. А Валентину Бузыцкову я в свое время посвятил очерк в рамках этой рубрики (Краткий курс Вали Бузыцкова // Ставрополь-на-Волге. – 2019. – 26 марта).
– В годы войны только и вели разговоры о ней: какие города освободили, как наши войска гонят немцев восвояси. Писали письма незнакомым бойцам, шили кисеты и рукавицы с двумя пальцами, а воспитательницы отсылали посылки на фронт. Я писала своему дяде Васе. Он сообщал, как бьют фашистов, что скоро встретимся…
Не встретились. 2 мая 1945 года парторг 161-го инженерно-саперного батальона, старший лейтенант Василий Иванович Догадов погиб в Берлине…
И они здесь в тылу приближали День Победы как могли. По воспоминаниям Людмилы Яновны, детдомовцы не чурались никакой работы. Колхозные поля, закрепленные за детдомом №6, где выращивали арбузы и картофель, находились в том месте, где сейчас расположен Тольяттинский краеведческий музей. А ведь они и не думали, что творят историю.
Сергей Мельник
