Петроградец Ситнов
Писать, конечно, нужно так, как учил дедушка русской поэзии Николай Алексеевич Некрасов в «Подражании Шиллеру»: «Чтобы словам было тесно, мыслям – просторно». Но я, признаться, всегда удивлялся: как долгую, наполненную событиями человеческую жизнь (даже простое изложение значимых дат и событий) можно вместить в газетную полосу. Порой даже не в разворот – в одну-единственную страничку.
Вот так и в случае с 84-летним Владимиром Ситновым из ставропольского села Ягодное. Сиротское голодное детство, пахота от зари до зари, утрата малой родины, скитания по военным гарнизонам (служба на «острове свободы» в разгар Карибского кризиса – лишь один из эпизодов его биографии) – многое повидал и пережил он за эти годы.
Так жили…
Если по паспорту, родился он 16 сентября 1938 года в Ягодном. На самом деле – неделей раньше, 9 сентября… в Петрограде. Нет, не в том славном месте «на брегах Невы, где, может быть, родились вы или блистали, мой читатель», как пушкинский Онегин. Не в «колыбели русской революции».
– До затопления волжской поймы Куйбышевским водохранилищем внизу, в 12 километрах от Ягодного, был такой поселок – Петроград. Домов тридцать, наверное. А рядом – Ново-Хрящевка, Новинки, Березовка, Антоновка, все входили в колхоз «Красное поле». И все в начале пятидесятых были расселены и исчезли, жители в разные стороны разъехались…
Отец Владимира Николаевича в 1943 году скончался от ранений, полученных на фронтах Великой Отечественной, в госпитале в Иркутске, там и похоронен. (Уже десятилетия спустя сын оказался в далеком сибирском городе. Там было последнее место службы майора Владимира Ситнова: преподавал бронетанковую технику на военной кафедре сельскохозяйственного института.)
Отца он не помнит, совсем мал был, зато хорошо помнит отчима, который вскоре поселился в доме. Да и как не помнить и не поминать: «Он меня здорово бил, и я как-то маме даже сказал: «Вырасту – убью…»
– Нас было двое с сестрой, с появлением отчима прибавилось еще двое, – рассказывает Владимир Николаевич. – А 1947 год был страшно голодный. Мы жили у бабушки по маме. Лошадь была, помню, но она так исхудала от голода и подохла – и у нас рука не поднялась срезать хотя бы кусок мяса да сварить. А на чердаке была бычья кожа. Сколько лет она там висела, неизвестно. Никто на этот чердак не мог залезть, потому что лестницы не было, а я полазучий такой был – и сумел. Отрезал кожу кусками, взрослые ее палили, потом варили – я таскал на снег холодец делать… Больше ничего не было. Ни хлеба, ни картошки. Когда эту кожу съели, отчим сбежал, оставив нас…
Сам себе голова
Учиться Володя Ситнов начал там же, в Петрограде. Читать его научила бабушка: «Приносила толстенные церковные книги, откуда – не знаю. И я читал сам их от корки до корки». И потому еще, наверное, начальную школу мальчишка окончил на отлично, с одной лишь четверкой – по пению.
– Принес табель матери. «Ну и молодец, пойдешь в колхоз работать». Я в отказ: мама в 1947-м, хоть и работала в колхозе круглые сутки, за трудодни принесла 16 кг пшеницы за весь год. Она в слезы: «А как же я тебя буду учить?»
Дальше нужно было учиться в Ягодном. Ладно еще осенью – до самых морозов за 12 километров каждый день можно бегать туда и обратно. А зимой не набегаешься: нужно квартироваться, одеваться – все это расходы… Что называется, подфартило: начались подготовительные работы в будущей зоне затопления Куйбышевским водохранилищем, и мальчик нанялся к топографам в геолого-разведочную экспедицию. Следующим летом в бригаде с такими же, как он, подростками «рвал пуп» на валке леса на дне будущего водохранилища.
– Выдали электропилу, которая работала от генератора, лошадь – и вперед. Норма за день – три куба. Сначала до полусмерти урабатывались, а потом приноровились. Под конец три нормы делали. Мужики из других бригад возмущались: «Мы вас удавим, щенята: из-за вас и нам норму увеличили».
В том году он заработал не только на одежку, но и на велосипед. Легче стало и с проживанием: к тому времени для таких, как он, сделали общежития при школе, отдельно для мальчиков и девочек.
У кого-то, наверное, были и каникулы, и поездки в «Артек», и кремлевские елки, а он так и вкалывал летами: то с бригадой шабашников на строительстве домов, то на бетонных работах в Ставрополе, который, как и десятки близлежащих сел, «сослали» из благодатной волжской поймы в степь.
По воспоминаниям Владимира Николаевича, эпопея переноса родного дома из приговоренного к затоплению Петрограда на новую площадку пришлась на достопамятный 1953 год. «Хорошо помню: это был год, когда умер Сталин. Объявили о смерти, в стране траур. «Три дня учиться не будем»… – «Ура-а-а!»…
– Наш дом погрузили на ЗИС-5, привезли и выгрузили в ржаном поле, размеченном колышками. Дом надо ставить, а мне экзамены за 7-й класс сдавать. Какое-то время в шалаше жили. Крыша-то в доме истлела вся – труха. И всего три стены, которые при разводе бабушке из большого дома достались. Доски на стену и крышу мне пришлось ехать в Ставрополь зарабатывать, на лесопильном заводе, потом сам вручную строгал их, и желоба нарезал, и крышу сам крыл…
Берег дальний
Ничего удивительного, что Владимир Николаевич стал кадровым военным. Обычная судьба для миллионов таких, как он, наголодавшихся… петроградцев.
В армию его забрали прямо со стройки. Год служил в Туркмении. Рассказывает: в 1959 году все лето простояли в пустыне на границе с Ираном, после того как правительство страны заключило военное соглашение с США, так называемый «Багдадский пакт». Отучился в Ташкентском общевойсковом командном высшем мотострелковом училище, присвоили звание лейтенанта (хоть поначалу и не радовался такой перспективе, насмотревшись на мытарства офицерских семей). В итоге рад, что согласился, потому как убедился, что грамотный стрелковый командир в армии в почете: «Ему подчиняются все – и танкисты, и артиллеристы, и даже, если надо, авиация. Нас учили водить танки, стрелять прямой наводкой из пушек, минометов. Командир мотострелкового подразделения должен знать всю военную премудрость»…
С крайнего юга перекинули на север. Назрел Карибский кризис, и мотострелковый полк, в котором служил лейтенант Ситнов, уже из Карелии перебросили на Кубу в рамках суперсекретной операции «Анадырь».
– В Кронштадте переодели в гражданское – костюмы, галстуки, – погрузили на баржи, которые заправляют корабли, и повезли через океан. Когда прошли Данию, Швецию, Англию, капитан вскрыл пакет и объявил: «Идем на Кубу. При попадании любого иностранца на корабль судно будет взорвано, сигнал SOS не подается»…
Поход через штормящий океан в трюме, из которого не выберешься, даже если очень постараешься (в качестве прикрытия палубы были плотно заставлены тракторами), – отдельная песня, не для нежных ушей…
«Сначала английские самолеты нас провожали, потом американские встречали». Да и нетрудно было догадаться, что на самом деле едет через океан в «мирных» советских трюмах. Но, к счастью, до стрельбы не дошло, иначе совсем иначе сложился бы финал той истории, которая грозила очень даже печально закончиться.
Роту, которой командовал лейтенант Ситнов, отправили на охрану ракетного дивизиона. Прорубались в джунглях, строили дорогу и площадку для размещения ракет. Командир отливал водой солдат, терявших сознание от жары и переутомления. «Деревья такие, что динамитом приходилось взрывать, иначе их никак не победить».
– На Кубе стояло четыре дивизиона стратегических ракет и столько же – тактических с ядерным снаряжением. Стратегические ракеты потом увезли с острова, а что стало с тактическими – не знаю, нигде в открытых источниках не упоминается…
«Уно моменто»
Петроградскому пареньку, который о гражданской войне только в книжках читал, диковинно было наблюдать за нравами новых хозяев «острова свободы». Воспоминания о том, как кубинцы «боролись с контрреволюцией», – на всю жизнь.
– Полицейские – в основном ребятишки 12-15 лет, на мотоциклах едут стоя, автоматы поперек груди. Когда меня послали патрулировать в один из городков, привезли на инструктаж в полицейский участок. Начальнику полиции 17 лет. Говорит на русском – год в Советском Союзе учился…
Как-то, получив увольнительную, пошли в кино, вспоминает Владимир Николаевич.
– Показывали фильм «Коммунист». На поезд напали бандиты, разграбляют зерно, героя мучают – и тут в зрительном зале раздается автоматная очередь. Кубинцы-то все с оружием, и один не выдержал – палит в экран. Включают свет, выходит человек с автоматом: «Кто стрелял?» – «Я… Я товарищу помогал, в контру стрелял»…
Если бы только в кино: Ситнов не раз был свидетелем бессудных расправ. Однажды по дороге в Гавану его машину подрезал «шевроле». Четверо парней с пистолетами решили поживиться, но, увидев в руках водителя в штатском автомат, ретировались. Сообщив о случившемся ближайшему полицейскому и услышав «уно моменто», вскоре убедился, что тот не соврал. «Через какое-то время смотрю: машина в кювете и трупы этих парней. Я к мотоциклисту-полицейскому: «Что такое?» – «Контра!». Все четверо…»
Пытавшегося отстоять свою собственность хозяина ранчо, на котором расположился ракетный полк, однажды нашли повешенным рядом с его домом. Приговор все тот же, короткий: «Контра…»
– Фидель ведь сказал: «Если кубинец советскому скажет что-то плохое, дай знать полицейскому». И заваливали тут и там по любому поводу и без…
Не особо велик выбор был и для тех, кто «протянул руку дружбы» братскому народу. «Отсюда в Советский Союз только два пути – со славой или через подземную гаванскую тюрьму за невыполнение приказа», – напутствовал офицеров по прибытии на «остров свободы» командир полка…
Много приключений было у нашего земляка за годы скитаний по гарнизонам, не на одну жизнь хватит. После Кубы Владимир Ситнов служил на полигоне на Карельском перешейке, в Германии, в Забайкалье… Если оглянуться – как один миг пролетели десятилетия.
А как только вышел на пенсию, вернулся в Ягодное, домой, – куда же еще?..
Сергей Мельник
