Прощание с собором
Ставропольский Троицкий собор.
Конец 1940-х – начало 1950-х. Фото Николая Назарова
Спросите у ставропольчан в возрасте: чем им врезался в память пятьдесят пятый год? Многие ответят: в том году уничтожили Троицкий собор и начали затапливать город. Действительно, 31 мая 1955 года был взорван главный ставропольский православный храм…
Он не раз был на волосок от смерти. В 1739-м срубленный из дерева, практически при рождении крепости в урочище Кунья Воложка, после очередного городского пожара ставропольский Троицкий собор обрел вторую жизнь. Новые, кирпичные стены казались несокрушимыми. Но однажды пришли те, на ком креста, казалось, отродясь не было, и решили, что «всё разрешено».
Сначала собор онемел. 30 января 1930 года на собрании ставропольчане «единогласно и единодушно», как записано в документах, проголосовали за это – и старинный собор (наряду с другими храмами в ставропольских селах) лишился колоколов, десятилетиями окутывавших малиновым звоном город и окрестности. Как вспоминали старики, в пору их детства колокола Троицкого собора было слышно за десятки километров от города. Но что могло быть святого: кремлевские правители увидели в колокольной бронзе (а в то время в стране еще было около 50 тысяч действующих православных церквей) источник цветных металлов для индустриализации страны. И колокола Троицкого собора, в том числе главный 400-пудовый колокол, безжалостно скинули с 55-метровой высоты и разбили кувалдами.
Другой вопрос, что не пошло все это святотатство впрок. В «железных коней» певучий колокольный металл так и не переплавили. По рассказам ставропольчан, обломки ставропольских колоколов заготовители «цветнины» утопили в Волге при перегрузке на баржу. Где-то там, на дне Куйбышевского водохранилища, покоятся они и сегодня.
Храм под водой
Городской легендой трагедия с утопленными колоколами не стала. В отличие от истории, связанной с уничтожением самого храма.
Многие – даже те, кто сам был живым свидетелем того, как взрывали ставропольский храм, – до сих пор не могут смириться с этой утратой. И это объяснимо: собор, который власти вынуждены были вновь открыть для прихожан в годы Великой Отечественной войны и где бабушки, зачастую втайне даже от родителей-коммунистов, крестили ребятишек из Ставрополя и сел района (а где еще? Во всем районе оставили только два храма – ставропольский и в Ташле…), для многих был важной приметой родины, неотъемлемой частью детства.
Так, героиня моего недавнего очерка («Ставрополь на Волге – моя родина» – газета «Ставрополь-на-Волге», 10 января 2023 г.) – дочь известного гидростроителя, участника сооружения Куйбышевской ГЭС испанца Вирхилио Льяноса – до сих пор верит, что храм не стерт с лица земли, а остался там, под толщей вод.
«Не ищите на карте Самарской излучины город Ставрополь. Подобно Китежу, погрузился он в темные воды, – пишет Мария Льянос в эссе «Никогда не ощущала себя эмигрантом», опубликованном в январе этого года в сетевом издании relga.ru. – Искусственное водохранилище покрыло церковь… Подростками мы плавали в лодке вокруг торчащего из воды шпиля колокольни».
Мне кажется, попытка разубедить Марию в ее детских фантазиях (у каждого из нас есть что-то подобное) не увенчалась успехом. Не помогли ни воспоминания очевидцев, ни даже фотографии из архивов ставропольчан, запечатлевшие руины Троицкого собора сразу после взрыва. И по-человечески это понятно: ну как, в самом деле, можно поднять руку на храм?
Оказалось, можно…
Собор незадолго до взрыва.
Всё на слом
Вообще, в Ставрополе было два храма – помимо Троицкого собора испокон века действовала Успенская церковь (в советское время ее лишили колокольни и приспособили под районный Дом культуры). При заполнении ложа Куйбышевского водохранилища переносить их, разумеется, никто даже не собирался.
А вот почему взорвали – современники объясняют по-разному, порой противореча друг другу.
Вот, скажем, свидетельство чиновника – Николая Бурухина, отвечавшего за перенос города в качестве заместителя председателя Ставропольского горисполкома.
– Кирпичные здания не подлежали переносу – они все подлежали сносу, в том числе церкви, – рассказывал мне Николай Иванович (запись 1999 года). – Одну церковь мы разобрали, и когда ее разбирали, оказалось, что кирпич там никудышный, очень плохой кирпич. И кладка некачественная. Вот дома там были кирпичные, которые клались на яичном порошке – вот тут, понимаешь, разобрать не получалось. А это, понимаешь, как глина – валится. И вторую церковь мы решили не разбирать, а взорвать. Тогда это не составляло большого труда: у Куйбышевгидростроя была подрядная организация – специальный отряд подрывников, их пригласили, заплатили деньги. И они рванули – это им ничего не составляло. До того тут было много всяких разговоров: вносили предложения оставить церковь как памятник старины, но инженеры нам сказали, что не годится – фундаменты этих церквей не приспособлены для того, чтобы долго жить в условиях воды, все равно рухнут, поэтому оставлять не было смысла. Версия о том, что будут мешать судоходству, это все не тот разговор…
Сразу после взрыва. 31 мая 1955 года, 19.00
Конец Ставрополю
Версию о том, что проектировщики решили: дескать, колокольня Троицкого собора, если ее оставить (якобы была такая идея – обетонить и превратить в маяк), будет мешать судоходству, – ставропольчане передавали из уст в уста. Но планы изменились, в 1955 году, когда завершали подготовку ложа под затопление, оба здания собора – «зимнюю и летнюю церкви», как называли их горожане, власти приказали разобрать. Благо дармовой силы было в достатке. Разбирать кладку пригнали бригаду женщин-заключенных «Кунеевлага».
– Но кладка была настолько прочная, что не тут-то было: кирпич крошится, а швы не разбиваются, – рассказывал в апреле 1999 года на вечере воспоминаний «Это было при нас» в городском музейном комплексе «Наследие» (Дом Стариковых) тогдашний председатель Общества ставропольчан Александр Крайненко. – Несколько месяцев ковыряли, еле-еле разобрали. Теперь требовалось разобрать аналогичную кладку основной, «зимней» церкви со звонницей, но решили, что здесь могут быть жертвы: с этакой высоты люди будут срываться и разбиваться. Поэтому сначала тремя тракторами С-100 в несколько заходов сорвали шпиль с крестом. А затем уже осенью церковь взорвали.
Александр Петрович, в то время студент гидротехникума, описывал, как вздрогнула от взрыва церковь, как окуталась туманом кирпичной пыли – и судорожно осела.
– Купол церкви поднялся – и над ним гриб, настоящий гриб взрыва атомной бомбы. А звука никакого нет. И знаете, мне так стало плохо, я села и не могла двинуть ни рукой, ни ногой. И после этого – звук взрыва… Я так плакала! Так было горько, – вспоминает о событиях того переломного дня уроженка поселка Сокол Верхнесанчелеевского сельсовета Олимпиада Фёклина (из фильма «Письма из провинции. Тольятти», телеканал «Культура»).
– Когда взорвали собор, я был в двухстах метрах от этого места, – рассказывал Леонид Левицкий – сын главврача Ставропольской районной больницы в 1950-е годы Романа Левицкого, один из героев нашего телепроекта на «Лада ТВ» «Половина века». – Поскольку делали это военные (а у нас ребята после войны умели рвать), они так заложили фугас, что звуковая волна ударила, и вот церковь начала опускаться вниз, сама в себя, как телескопическая антенна, и оттуда потом рванули мощные облака красной пыли. В два-три раза выше самого храма. Остались одни руины, горка камней.
– И конец Ставрополю пришел, – поставил точку участник упомянутой встречи в «Наследии» ставропольский краевед Николай Назаров.
Из всех зданий старинного волжского Ставрополя не переносили только постройки Земской больницы – они не попадали в зону затопления водохранилищем. До последнего времени, пока монахи мужского монастыря не заменили эти памятники истории и культуры на жалкие «копии»-новострои, они оставались единственной приметой Китежа-Ставрополя.
Сергей Мельник
—
1955-й
2 апреля, из газеты «Гидростроитель»: «С 1 апреля в СССР, по решению Советского комитета по защите мира, началась кампания по сбору подписей под обращением Всемирного Совета Мира против угрозы атомной войны. Одно из положений обращения гласит: «Мы требуем уничтожения во всех странах запасов атомного оружия и немедленного прекращения его производства». Как и все советские люди, строители Куйбышевской ГЭС единодушно ставят свои подписи под этим гуманнейшим документом нашей эпохи».
31 июля – официальное открытие нижних шлюзов. Шлюзовался пароход «Казань», следовавший вверх по Волге.
15–16 августа – приезд в Ставрополь наркома Вячеслава Молотова для инспекции хода строительства Куйбышевской ГЭС.
21 октября – закончилась наводка наплавного понтонного моста для перекрытия Волги.
30 октября – начало перекрытия Волги на строительстве Куйбышевской ГЭС. К утру 31 октября Волга перекрыта. Операция продолжалась 19 часов 35 минут.
4 ноября – постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», старт «хрущёбам».
1 декабря – Портпоселок включен в городскую черту Ставрополя.
С 23 декабря в Ставрополе гастролировал государственный Волжский народный хор (художественный руководитель Петр Милославский). В творческом коллективе – хоровая, танцевальная и оркестровая группы. Хор дал 25 концертов в клубах Комсомольского, Шлюзового, Портового поселков, у механизаторов левого берега и гидромеханизаторов, на правом берегу. В репертуаре – несколько песен, посвященных Куйбышевгидрострою.
29 декабря – запуск первого агрегата Куйбышевской ГЭС. К 31 декабря гидростанция выработала первый миллион киловатт-часов электроэнергии.
