Сентябрь пахнет яблоками, октябрь – капустой
26 сентября – Корнилий
Увы, как гласит народная мудрость: «На Корнилия всякое лето кончилось». Замечено, что с этого дня прекращается всякий рост растений, в том числе и рост корней их: «С Корнилия корень в земле не растет, а зябнет».
Оттого-то селяне и приурочили к этому дню уборку всех корневых – брюквы, моркови, свеклы. Но не репы! До нее потом черед дойдет. Это ж исконно наш овощ-то, он мороза не боится. Правда, это с той поры, когда он огородным стал. А когда русичам (совсем недавно выяснил, что и англичанам) он картофель замещал и в поле высевался-высаживался, то и его на Корнилия убирали. Но от прадедушки Толи самаролукским и всесамарским дачницам советец: не поспешайте с уборкой репы-то. Морозцем тронутая, зело съедобна она в детских устах! Слаще и рассыпчивее делается. Ну как тут не вспомнить наших бабушек, которые, почитай, каждый вечер ублажали нас репкой-то, вместе с другими овощами вынутой из погреба?
С Корнилия не зевай:
Свеклу, редьку вырывай.
А вот репу-молодицу
Рыть пока что не годится!
27 сентября – Воздвиженье
«Воздвиженье – хлеб с поля двинулся».
Как это? Куда это он? Уж не на хлебные ли рынки прямоходом? Нет, наконец-то на гумно да в ригу под навес: вот когда у крестьянина, покончившего с севом озимых, до него дошли руки. И то сказать: жито не сено, ему в суслонах да одоньях (стогах) и снег даже не страшен, не гибелен.
Вот которые молодые земляки мои, пожалуй, удивятся: жатва-то, мол, давно заканчиваться должна – конец сентября на дворе! Да, жнитво давно уже закончили, а вот свозить («сдвигать») жито селянину приходилось аж до Воздвижения, а то и после. До этого жито в поле в суслонах стояло. Мужики-богатеи, у кого много сыновей или батраки были, свозили снопы сразу же на гумно. А все остальные селяне ржаные и пшенично-полбяные снопы составляли в суслоны – «до лучших времен», когда руки дойдут свозить их в риги.
…А Месяцеслов Даля все не унимается и по новой селянина вразумляет: «Воздвиженье кафтан с плеч сдвинет, тулуп надвинет». И то, будя пижониться-то, под вечер-то напяливай шубенку-полушубок, пальто или теплую куртку. Неча форсить да модничать – холодает, да заметно.
29 сентября – Людмила и Киприан
«Мило не мило, а на дворе Людмила, а с ней и святой Киприан – вешай за печь свой кафтан». Ныне в это с трудом верится: весь сентябрь мы, детвора, отроки и юнцы, спали «на улице»: в сенниках, на сушиле, на погребице. Я, например, до окончания десятилетки – в шалаше на повети. И опять же, весь сентябрь, а то и в октябре, идя в школу, на полдник себе срывали прямо с грядки несколько помидорин, а из печи прихватывали краюшку хлеба. Именно краюшку: уж больно она (с корочкой-то!) вкусно и азартно хрустела на молодых зубах!
30 сентября – Вера, Надежда, Любовь и мать их София
Этот день издавна в числе самых любимых женских праздников на многострадальной Руси. История матери, потерявшей трех дочерей, принималась близко-близко к сердцу русской женщиной. А посему день Веры, Надежды, Любови и матери их Софии называли на Руси всесветными бабьими именинами.
Один из знатоков народного быта А.С. Ермилов не без юмора заметил, что русские крестьяне 30 сентября, по-видимому, слишком заняты, справляя всесветные бабьи именины, чтоб заниматься еще какими бы то ни было наблюдениями, и потому «особых примет на этот день нет».
Ну, вот и октябрь припожаловал. «Октябрь ни колеса, ни полоза не любит». Оно и немудрено, народное название у октября дюже неблагозвучное – грязник. Частые дожди, да еще и вперемежку (а то и вперемешку) со снегом. «В осеннее ненастье семь погод на дворе: сеет, веет, крутит, мутит, ревет, сверху льет и снизу метет».
С большой-большой грустью говорилось, и не только селянами: «Быстро тает октябрьский день – не привяжешь за плетень».
Но тут же: «Октябрь холоден, да сыт». «Сентябрь пахнет яблоками, октябрь – капустой».
1 октября – «Мученицы Ирина и София – не спешите, журавли, из России»
Мы, ребятня, завидев, бывало, заунывно-курлыкающий журавлиный клин, кричали им вослед (по наущению бабушек, конечно): «Колесом дорога!» По-мальчишески страстный призыв этот означал: «Возвертайтесь – не спешите покидать нас!» И надо же: иной раз возвращались и где-нибудь в Гусином озере отсиживались! И не знаю уж, кто больше радовался этому, мы, ребятня (кому это гожится ранняя зима-то?!) или наши бабушки. Больше-то, мне кажется, они радовались – не по себе, а нашей радости-то: такие уж они у нас были сердобольные к нам!
Коли кому невдомек, то про сей день и мой рассказ у Даля в его Месяцеслове так: «Если журавли полетят, то на Покров (14 октября) будет мороз, а если их не видно в этот день – раньше Артемьева дня (2 ноября) не ударить ни одному морозу».
Да, пожалуй, это самая грустная картина окончательного и бесповоротного ухода лета и воцарения осени – прощальное курлыканье журавлиного клина.
Примета (суровая!): «Если в октябре лист с березы и дуба опадет нечисто – жди суровой зимы».
2 октября – Зосима – пчелиный заступник
Этот пустынник, принявший в IV веке мученическую смерть во Христе, не случайно считается заступником пчел. Он, как и Иоанн Креститель, пребывая в пУстыни (удаленной обители), так же, главным образом, питался диким медом. А значит, любил и почитал своих кормилиц – самых трудолюбивых и бескорыстных тварей Божьих.
Если на весеннего Зосиму-Савватея ульи выставляли из омшаников, то на осеннего Зосиму их, как солдатиков, переводили «на зимние квартиры» – ставили в омшаники. До веселья ли тут: ведь для истинного пчеловода они как домашняя животинка любимая. Каково им будет там, в полугодовом заточении?..
Рубрика готовится по материалам Анатолия Мухортова (Солонецкого)