Счастливый жребий Николая Арефьева

Николай и Лидия Арефьевы. Николай Алексеевич Арефьев (1897-1960) окончил курсы при финансовой академии в Ленинграде, в 1920-1950-х годах работал начальником финотдела Ставропольского райисполкома, до ареста в 1937 году был членом Ставропольского райкома ВКП(б). В 1937-1939 гг. – узник ГУЛАГа. 20 октября 1939-го уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. Реабилитирован в апреле 1967 года Куйбышевским облсудом. Жена работала учительницей в Ставрополе. Фото из кн. «Ставрополь на Волге и его окрестности в воспоминаниях и документах» (авт.-сост. В.А. Казакова, С.Г. Мельник. – Тольятти: Городской музейный комплекс «Наследие», 2004).

По одной из легенд, эта фотография сделана без малого сто лет назад, в мае 1918-го. Но, похоже, фото – семейное, а Николай Арефьев и Лидия (ур. Воробьёва) сочетались браком в 1922 году. Жених вернулся в волжский Ставрополь после мытарств гражданской войны. Сначала воевал «за белых», потом — «за красных». В 1937-м первое, конечно, припомнили. Но из нашего концлагеря, как прямо писали в постановлениях «троек», он всё же вернулся. В отличие от многих земляков.

«Ставрополь: урожай тридцать седьмого» – так называлась моя первая статья о репрессиях в Ставропольском районе, опубликованная в легендарной тольяттинской газете «Молодёжный акцент» (февраль 1991 года). Затем она была перепечатана в книге «Политические репрессии в Ставрополе-на-Волге в 1920–1950-е годы: Чтобы помнили» (сост. Н. Ялымов. – Тольятти, 2005) и воспроизведена – правда, без указания автора – в сборнике «Летопись земли Ставропольской» (под ред. Н. Пантелеевой, 2008).

Прошли десятилетия, добавилось информации о событиях того времени, но отношение к ним ничуть не изменилось.

Урожай тридцать седьмого

Тот год для района начался неплохо. Голод 1932-33 годов слегка подзабылся. «Кулаков» изолировали. Жители Ставрополя, центра не обиженного Богом хлебородного района, все как один, смеясь, спешили расстаться со своим тёмным двухсотлетним прошлым и рвануть к светлому будущему. Каждый в меру своих способностей. Школьники, например, с весны 1937-го готовились к ловле сусликов и прочих вредителей, заполонивших тучные социалистические поля. Тщательно подсчитанные взрослые (только что «организованно прошла перепись», о настоящих результатах которой народу не доложили) внимательно следили за событиями в Испании и изучали новую сталинскую Конституцию, пытаясь найти в ней ответ: «как землю в Гренаде крестьянам отдать». А газеты многочисленных политотделов МТС и колхозов – «Красный скотовод», «Голос колхозника», «За темпы и качество», «За большевистские колхозы» – в меру своих сил помогали им разобраться в сложностях и реалиях жизни.

Особенно преуспевала в этом Ставропольская районная газета «Большевистская трибуна». Если кто сомневается в этом, пусть посмотрит подшивку за 1937 год.

4 июля в статье «Беспощадно карать шпионов – изменников родине» некто Д. Трофимов, радостно делясь с читателями известием о расстреле Тухачевского и других видных военачальников, сообщает: «Теперь, как никогда, особенно опасна гнилая теория, разоблачённая товарищем Сталиным, “что с каждым нашим продвижением вперёд классовая борьба у нас должна будто бы всё более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы всё более и более ручным”. Враги не все ещё выкорчеваны… Задача состоит в том, чтобы неустанно повышать бдительность, уметь распознавать врага, под какой бы маской он ни прятался»…

17 июля страна узнала о награждении «любимого наркома» товарища Н. Ежова орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД». Многие ставропольчане могли гордиться успехами чекистов как собственными достижениями: многочисленные сигналы на бригадиров, председателей колхозов, простых тружеников-«вредителей», подписанные скромно и в то же время гордо «Колхозник», свидетельствовали о том, что труд хлебороба на полях района надёжно защищён. Меры принимались незамедлительно и были чрезвычайно действенны: история о «троцкистском последыше» Казакове, втёршемся в доверие партии и вредившем на посту директора совхоза имени Луначарского, повторялась из номера в номер в передовицах и отчётах о комсомольских и иных сборищах. Шёл обмен передовым опытом обезвреживания врагов.

7 сентября на пленуме райкома ВКП(б) в число врагов попал и редактор районки Гомберг. Его не спасло даже то, что в числе прочих трудовых коллективов работники редакции и типографии «Большевистской трибуны» единодушно потребовали «расстрелять гнусную шайку врагов народа» из Головищенского района. Семерых расстреляли.

«Головка вредителей»

Согласитесь, было бы нелогично, если бы что-то подобное не предпринял собственно Ставропольский район. Предпринял. 17 октября всё в той же «Большевистской трибуне», лишившейся прежнего редактора (как говаривал Сталин, «незаменимых нет»), читаем:

«15 октября закончился пленум Ставропольского райкома ВКП(б).

Пленум постановил, что секретари райкома Фомичёв и Домнин, запутавшись в связях с врагами народа, не только не вели борьбы с врагами, но всеми своими действиями активно поддерживали врагов народа и прикрывали их…

Пленум райкома ВКП(б) постановил:

Снять Фомичева и Домнина с должности секретарей райкома и исключить их из рядов партии как врагов народа.

Постановлением пленума райкома ВКП(б) также исключен из партии и выведен из состава пленума райкома председатель райисполкома Гордеев, как враг народа…»

Для особо непонятливых или слишком увлеченных идеей предстоящих выборов в Верховный Совет СССР граждан «Большевистская трибуна» сделала 20 октября пространное разъяснение:

«Гордеев через своих людей, ныне разоблачённых врагов народа, Арефьева и Божко, проводил явно вредительскую налоговую политику среди трудящегося населения…

Гордеев, по прямому указанию ныне разоблачённого врага народа Полбицина (председатель Куйбышевского облисполкома, также репрессирован в 1937-м. – С.М.) распустил кулацкий посёлок и дал распоряжение колхозам принимать кулаков в колхозы на общих основаниях со всеми трудящимися… возвращал кулакам ранее отобранные у них по суду дома.

Вредительские действия Гордеева и белогвардейца-торговца Арефьева… срывают строительство… школы и фельдшерского пункта в селе Фёдоровка, детских ясель в совхозе имени Степана Разина и общественной бани в Ставрополе… Культурно-просветительскую работу в клубах, читальнях, красных уголках враги народа загнали на задворки».

(Формулировку «белогвар-деец-торговец» чекистам, видимо, навеяла подлинная страница биографии Арефьева, связанная с гражданской войной. По воспоминаниям его дочери Тамары Николаевны (см. на сайте Сахаровского центра), выходец из крестьянской семьи, успевший поучаствовать в Первой мировой и даже попробовать себя в роли самарского пролетария, в 1918-м, после взятия Ставрополя белочехами, Арефьев был мобилизован в белую армию. В Иркутске, где оказался вместе с отступающими колчаковцами, по свидетельству дочери, перешёл к красным — и уже с ними гнал «врага» к Тихому океану).

«Ныне разоблаченные враги народа – ставленники Гордеева и Фомичёва Крикливый, Борисов и Толмачёв, орудовавшие в райземотделе, открыто издевались над колхозниками… давали явно вредительские указания по проведению сева и уборки».

Здесь же упоминается «ставленник Домнина» бывший завпунктом «Заготзерно» Тарасов и бывший уполкомзаг Бородянский, которые «сотни тонн хлеба заразили долгоносиком», а также «враги народа Давыдов и Томасов», вредившие в Русско-Борковской МТС.

Таким образом, «головка вредителей, орудовавших в районном центре, поймана с поличным… Нет пощады врагам народа!»…

Пощады действительно не было…

Большой террор в маленьком Ставрополе

Ставропольским руководителям достались самые дальние «острова» архипелага ГУЛАГ, а из арестованных в 1937-м домой вернулись единицы.

Согласно справкам из «Книги памяти самарской области», три руководителя района (как водилось в то время, побывшие на этом поприще очень недолго) – коренной ростовчанин Иван Антонович Фомичёв, оренбуржец Пётр Фёдорович Домнин и уроженец деревни Масловка Казанской губернии Александр Павлович Гордеев – вместо очередного назначения по горизонтали или вертикали были арестованы и 14 февраля 1938 года Тройкой при Управлении НКВД по Куйбышевской области приговорены «к 10 годам заключения в ИТЛ» по статьям 58-7 и 58-11за — за «вредительство» и «контрреволюционную организационную деятельность».

Все трое сгинули. Фомичёв, видимо, погиб в лагере в бухте Нагаево, где отбывал срок, в 1939 году. Может быть, за несколько дней до пощады – кто теперь скажет? 20 октября того же, 1939-го, уголовное дело в отношении И. Фомичёва закрыли «за отсутствием состава преступления». Арестовали и жену Фомичёва, Елизавету Карповну, работавшую в Ставрополе судьёй…

Пережил ли неволю уроженец села Никольское, уполномоченный комитета заготовок по Ставропольскому району Фома Георгиевич Бородянский, неизвестно. Приговор, вынесенный также в феврале 1938-го – «к 10 годам заключения в концлагере».

Из трёх «орудовавших в райземотделе» вернулся лишь один.

20 марта 1938 года в Куйбышеве расстреляли Семёна Михайловича Крикливого, обвинённого сразу по трём статьям, включая знаменитую 58-10.

Сгинул в лагерях старший агроном Ставропольского райзем-отдела Толмачёв. Как вспоминала дочь Алексея Александровича, отцу вменялось в вину «намерение переоборудовать трактора в танки против Красной Армии», а посему – проведение посевной без применения техники. «Приговорён к 10 годам заключения в концлагере. Умер 29.12.1938 г., находясь в заключении».

Начальник райземотдела Степан Алексеевич Борисов выжил, был признан невиновным, дома оказался в 1939 году.

В 1940-м вернулся в Ставрополь и Николай Алексеевич Арефьев. В приговоре уроженцу села Нижнее Санчелеево, начальнику ставропольского райфинотдела «белогвардейцу» Арефьеву – те же статьи, что и у руководства района. В октябре 1939-го его дело тоже закрыли «за отсутствием состава преступления». Приехал больной, с огромной язвой от цинги. Сын Арефьева, Станислав Николаевич, случайно слышал рассказ отца о пребывании в лагере под Магаданом: охрана с собаками, вышки, охранники могли пристрелить любого, кто не понравился, – накопившиеся за зиму трупы заключенных складывали в штабеля, перемежая дровами, а весной сжигали…

В годы войны, вернув родных из вынужденной ссылки в удалённую от Ставрополя деревню, кое-как излечившись от последствий жестокой лагерной цинги, Арефьев вернулся к прерванному делу — заведовал райфинотделом. Формировал денежный и вещевой фонды помощи фронту. «Тема лагерей в семье была запретной. При этом папа остался уверен в невиновности и непогрешимости Сталина», – вспоминала дочь.

P.S. Как утверждали старики, 1937 год отличился небывалым урожаем. Члены некоторых ставропольских колхозов получили до 16 кг зерна на трудодень. На сданный государству хлеб колхозники смогли даже получить промтовары.

Сергей Мельник