«Я была чертовски привлекательна»

В 1965 году из Сибири в Мусорку переехала участница войны, гвардии старшина медицинской службы, орденоносец, Марина Владимировна Добросердова. Опытной хирургической медсестре и ветерану ВОВ выделили квартиру при сельской больнице. В амбулатории Мусорки Марина Владимировна проработала до самой пенсии. Доблестной медсестры уже давно нет в живых, но ее помнят на селе – за жизнерадостность, профессионализм и удивительную женственность даже в преклонном возрасте. Никто и подумать не мог, через какие испытания довелось когда-то пройти Марине Добросердовой, которая в июне 1941 года в возрасте 18 лет подала рапорт о добровольной мобилизации и была зачислена в санитарную роту.

Свой путь на войне Марина Владимировна записывала в тетрадку – в 1990 году эти записки уже были опубликованы в «Ленинском пути», сегодня мы публикуем небольшие выдержки из тех ее воспоминаний.

«1941 год. Сухиничи, маршевая рота. Медсестрам-новобранцам выдали обмундирование: брюки-галифе, гимнастерку, ремень, мужское нижнее белье с завязками на рубашке и кальсонах, шинель. Все большого размера, сапоги – 42. Пришлось все ушивать, подрезать.

1942 год. Стоим под Смоленском. Местность болотистая, а машин нет. Лошадьми тянули пушки по бездорожью к передовой. Утопали в грязи по колено. Когда подошла полковая кухня, все получили обед и хлеб, каждый солдат первым делом отломил от хлеба кусок и дал лошади. А ведь пайки хлеба были небольшие – 300-400 гр. В медсанбате тоже лошади перевозили оборудование, раненых. Только в конце 1942 года появились машины, в том числе трофейные. Мы стали больше сил экономить для работы в операционных, для ухода за ранеными.

Зима 1942-1943 годов. Смоленск взят. Окончились кровопролитные ожесточенные бои, наступила тишина. Расположились в избе. Полк ушел вперед, я осталась одна с ранеными. Их восемь человек, остальных эвакуировали. Часто даю им воду, поправляю и снова бинтую раны. Трое – без сознания, продолжают «воевать», рвутся в бой. Читаю им Твардовского. Тут подошла медсестра Фаина, вдвоем нам легче. Она шепнула, что в одном месте враг пошел в контратаку. Стало тревожно, но вида раненым не подаем. Фаина тихонько запевает песню, я подхватываю.

1943 год. Мы на подступах к Орлу. Надо эвакуировать раненых в госпиталь первой линии. Погрузили их в крытую машину на солому и поехали. Переезжая мелкую речушку, забуксовали. Послышалась автоматная очередь. Мы кое-как переехали речку и скрылись в пролеске. Кажется, немцы нас не заметили. Часа два переждали и довезли раненых в госпиталь. А там узнали, что немцы подожгли 4 машины с ранеными, а тех, кто пытался спастись, добивали в упор.

…С боями брали Великие Луки, форсировали Десну. Убило санитара и двух медсестер. Медсанбат несколько дней стоял в городе. Было туго с перевязочным материалом. Стирали окровавленные бинты, обрабатывали их в автоклавах и снова перевязывали ими раненых.

…Выдали новое обмундирование: юбки, гимнастерки, чулки, женское нижнее белье, береты. Но нам больше полюбились пилотки. У меня – длинная коса, которую я прячу под пилотку, а стричь не хочу – не люблю у девушек короткие мужские стрижки. Косу смазываю бензином, чтобы не заводились вши. Наши врачи и ребята-разведчики смеются надо мной: «Поднесешь спичку – и нет косы». Но я сохранила косу, терпя насмешки и запах бензина.

1944 год. Подошли к Литве. Медсанбат развернулся возле небольшого хутора. Фронт продвинулся вперед на два-три километра. День прошел спокойно, но ночью была жуткая бомбежка – ад кромешный. Погибло много раненых и медперсонала. От врача-терапевта Лилии Ивановны Цейтлиной нашли только руку – узнали по часам. Загорелся сарай с ранеными. Пренебрегая опасностью, мы выносили раненых подальше от огня. А бомбежка не прекращалась. Позже поймали бендеровца – это он фонариком координировал огонь противника на наш медсанбат.

1944-1945 годы. Восточная Пруссия. Вотчина палача Геринга. Огромная вилла, большой лесопарк. По нему разгуливают косули. Медсанбат развернул палатки. Ясный солнечный день. Мы собрались в палатке, вместо стульев – чурбаки, пни, доски. Обсуждаем какое-то мероприятие. Входит санинструктор Вера, докладывает врачу по всей форме и…вдруг падает. Погибла от шальной пули, а мы даже выстрела не слышали. Вот так, на каждом шагу таится смерть. Хоронили ее в этом же парке. Среди вековых деревьев появился свежий холмик земли и фанерный лист на нем с красной звездочкой.

9 мая 1945 года. Пышно цветет сирень на окраинах Берлина, где мы развернули медсанбат. Вдруг пальба такая, что уши заложило, и крики: «Победа-а-а!» Смысл до сознания не сразу дошел, а когда поняли, что войне конец, не смогли сдержать слез. Нервы, собранные в единый сгусток на протяжении всей войны, давали о себе знать…»

Антонина Китаева, медсестра амбулатории села Мусорка (стаж работы – более 50 лет):

– Я хорошо помню Марину Владимировну, хотя она умерла уже много лет назад, дожив до преклонных лет. Мы долгое время работали вместе в мусоркской больнице. Она была палатной медсестрой, но могла подменить и операционную – частенько удивляла своими знаниями и умениями в медицине. На нее всегда можно было положиться. Марина Владимировна жила в доме, предназначенном для медработников. Квартирка у нее была скромная, здесь она вырастила своих двух дочек, с которыми и приехала в Мусорку. Жители села с уважением относились к участнице войны, она всегда была почетным гостем памятных мероприятий.

А еще я запомнила ее легкий характер и особую женственность. Несмотря на свой возраст, Марина Владимировна всегда была красиво причесана, на лице – легкий макияж. Я хорошо запомнила ее фразу: «В молодости я была некрасивой, но чертовски привлекательной!» Всегда с теплым чувством вспоминаю нашу Марину Владимировну.