Эбола и MERS несравнимы с проблемой ВИЧ

На фоне громких сенсаций с лихорадкой Эбола и ближневосточным коронавирусом мы забываем о проблеме куда более грозной — в России нарастает эпидемия СПИДа. Экстренные меры, принятые ведущими странами для того, чтобы остановить распространение ВИЧ-инфекции, дали плоды. В последние годы число новых инфицированных неуклонно падает, сокращается и количество смертей от СПИДа. На этом фоне негативно выделяется Россия: все последние годы ВИЧ/СПИД в нашей стране лишь набирает силу, и эксперты уже констатируют начало полноценной генерализованной эпидемии.

О пугающей ситуации «Русской планете» рассказал один из ведущих отечественных специалистов по проблеме ВИЧ, профессор, доктор биологических наук, заведующий лабораторией иммунохимии Института вирусологии им. Д.И. Ивановского Эдуард Карамов.

— Эдуард Владимирович, недавно главный специалист Минздрава по борьбе с ВИЧ Евгений Воронин сообщил, что число ВИЧ-инфицированных в России достигло 742 тысяч человек. Согласны ли вы с такой оценкой?

— Надо понимать, что разные ведомства ведут учет по-разному. Поэтому цифры, которые время от времени озвучивают Минздрав, Роспотребнадзор, Федеральный центр СПИД и другие инстанции, могут различаться. 742 тысячи — это официальная статистика, включающая лишь живых носителей ВИЧ.

Но сюда стоит включить и около 200 тысяч человек, которые умерли за время эпидемии — и тогда мы получим количество зараженных, приближающееся уже к миллиону. Последняя официальная статистика, которую я изучал, называет цифру в 933 тысячи — это кумулятивная цифра, показывающая число инфицированных с начала регистрации ВИЧ-инфекции в России, и живых, и тех, кто уже умер.

— Насколько эти официальные цифры соответствуют реальному положению дел?

— Тут в дело вступает уже более сложная арифметика, и начинаются сложные дискуссии. Лично я отношусь к группе «умеренных» экспертов, которые считают, что эти цифры следует увеличить в 2–2,5 раза, и тогда мы получим действительную оценку.

Логика тут такая. В год мы расходуем сегодня около 25–27 млн иммуноферментных тестов для диагностики ВИЧ-инфекции. Но это не означает, что мы тестируем ежегодно именно такое число людей. Многие из них — скажем, беременные женщины или доноры крови — проходят проверку по нескольку раз. Поэтому реальное число охваченных тестированием за год составляет 15–17 млн человек. По разным оценкам, это 12–17% населения России. При этом ВИЧ-инфицированных выявляется вдвое больше, чем в 2006–2008 годах, когда ежегодно использовалось 36–38 млн тестов.

Иначе говоря, объемы тестирования упали, а выявляемость инфицированных увеличилась почти вдвое. Это значит, что заболеваемость находится в фазе роста. Многие эксперты считают, что в последние годы в России развивается уже генерализованная стадия эпидемия ВИЧ-инфекции.

Европа этот этап прошла, и у них эпидемия уже серьезно идет на спад. Еще несколько лет назад во всем мире заражалось ВИЧ-инфекцией не менее 5,5–6 млн человек и умирало более 3 млн. Сегодня заражается менее 2,5 млн, а умирает максимум 1,5 млн человек. А в России наблюдается непрерывный рост — и он фиксируется даже в официальных отчетах Минздрава. По разным оценкам, прирост составляет 6–10% ежегодно.

— Что это означает?

— Это означает, что меры, направленные на сдерживание эпидемии ВИЧ в нашей стране, недостаточны. Это случилось не сегодня: просчеты в организации такой работы накапливались и усиливались в течение многих лет. Россия — единственная из крупных держав, которая до сих пор не имеет ни своей программы разработки вакцины против ВИЧ, ни программы создания микробицидов (средств, препятствующих половой передаче вируса. — РП.), ни национальной программы создания отечественных препаратов для лечения ВИЧ.

Когда-то Россия была одной из первых стран, в которых была внедрена эффективная терапия по предупреждению передачи ВИЧ от матери ребенку. Эта программа действовала великолепно, ею были охвачены более 96% беременных женщин, и в результате у нас практически исчезли случаи рождения больных СПИДом детей. Но в последние годы ситуация ухудшилась. А, скажем, Куба стала первой страной, победившей сифилис и передачу ВИЧ от матери к ребенку.

Вообще на рубеже ХХ–XXI вв. Россия прошла пик эпидемии, тогда число новых случаев ВИЧ-инфекции достигло 89 тысяч в год. Через несколько лет их количество снизилось до 30–35 тысяч, но на протяжении последнего времени снова стало нарастать. В прошлом году — опять же только по официальной статистике — у нас было 85 тысяч новых инфицированных. Мы приближаемся ко второму пику, в то время как весь мир уже давно идет к существенному снижению числа ВИЧ-инфицированных.

— С чем вы связываете эту пугающую тенденцию в нашей стране?

— Знаете, когда более чем 1% населения страны поражен смертельной инфекцией, меры должны приниматься адекватные. Поэтому, во-первых, тут стоит отметить отсутствие достойной государственной программы профилактики. В этой области не делается практически ничего.

Те немногочисленные листовки и телевизионные ролики, которые предъявляются в качестве такой профилактики, — и это показывает статистика — не работают. Внимание СМИ сосредоточено на «горячих» вопросах, которые на самом деле несравнимы с проблемой ВИЧ. Практически ежедневно журналисты интересуются у меня лихорадкой Эбола или ближневосточным респираторным коронавирусом (MERS). За последние месяцы у меня было более сотни запросов на эти темы — и ни одного по СПИДу. А между тем сколько людей в России умерло от Эболы?.. Ноль. Сколько умерло от MERS? Ноль. А сколько от СПИДа? Только по официальным данным, больше 24 тысяч за прошлый год, а за все время эпидемии не менее 200 тысяч. И — полное молчание в СМИ.

Получается, что ни гражданское общество, ни СМИ, ни Госдума, ни правительство не осознают того провала, в который мы стремительно скатывается. Все меры, принимаемые на протяжении последних 10 лет и более, показали свою неэффективность. Значит, государственная политика в этой области должна измениться кардинально. Иначе мы будем приносить в жертву вирусу уже не десятки тысяч жизней в год, а сотни.

При этом следует учесть, что вопреки всеобщему мнению это жизни вовсе не маргинальных элементов. Эпидемиологическая картина ВИЧ-инфекции в России такова, что классические группы риска по этой болезни — наркоманы, представители сексуальных меньшинств, женщины, занимающиеся проституцией, — отнюдь не составляют большинства среди инфицированных.

Сегодня среди заболевших наркоманов уже менее половины, а представителей секс-меньшинств менее 2%. Беда в том, что риску подвержены сегодня обычные здоровые активные гетеросексуальные люди. ВИЧ-инфицированными являются уже 3% работоспособного мужского населения страны — это страшная цифра.

— И все же помимо профилактики какие, на ваш взгляд, меры необходимы? Например, не так давно в интервью агентству France Press директор Федерального центра СПИД академик Вадим Покровский назвал запрет метадоновой терапии одним из ключевых факторов, способствующих распространению ВИЧ в России. Быть может, следует обратиться и к этой практике, принятой многими странами мира?

— В области применения метадоновой терапии я не специалист и могу полагаться лишь на мнения экспертов, с которыми знаком. И, насколько мне известно, их мнения на этот счет сильно расходятся. Например, академик Татьяна Борисовна Дмитриева, возглавлявшая много лет Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского и бывший министр здравоохранения РФ в 1996–1998 годах, была решительным противником метадоновой терапии. Можно точно сказать, что метадоновая терапия снижает риск заражения ВИЧ «через иглу» среди наркоманов. Но тут нельзя рубить сплеча, требуется более глубокая и всесторонняя оценка последствий ее использования.

Думаю, для борьбы с эпидемией ВИЧ требуется более широкий подход. Работа должна быть направлена не только на наркоманов, но и на все слои населения, в том числе совершенно здоровых людей, на юное поколение, на армию — обязательно.

Безусловно, нужна серьезнейшая правительственная, межведомственная комиссия под председательством самых высших лиц государства. Такая комиссия должна если не ежемесячно, то по крайней мере несколько раз в год собирать экспертов, оценивать состояние проблемы и вырабатывать новые меры.

Пришла хорошая новость. На днях министр здравоохранения России В.И. Скворцова в развернутом телеинтервью сообщила об увеличении финансирования программы борьбы с ВИЧ и о созыве в ближайшее время правительственной комиссии по этому вопросу. Экспертное сообщество поддерживает такую позицию министра.

Требуется мобилизовать все общество, включая и СМИ, и неправительственные организации, и Церковь. У РПЦ имеется огромный положительный опыт реализации собственной программы борьбы с ВИЧ-инфекцией. Конечно, крайне важны и ученые: до сих пор остаются нерешенными очень многие вопросы в этой области, требуется создать всесторонние биомедицинские средства борьбы. Должны разрабатываться препараты — лекарства, вакцины и так далее. На это необходимо собрать все силы: поймите, ВИЧ — это очень грозный враг, это пожар, и наш дом уже горит.

— Не раз сообщалось о неких прорывах в создании вакцин, в том числе и от российских специалистов. Почему препараты так до сих пор и не созданы?

— В России национальная программа разработки вакцин начинала реализовываться дважды — и дважды останавливалась, когда ей перекрывали финансирование. К сожалению, многие очень многие ответственные люди совершенно не представляют себе масштаба проблемы. Они считают, что лекарства созданы, и на этом можно успокоиться. Но ведь лекарства позволяют лишь продлевать жизнь инфицированным, а вылечить мы никого не можем.

— В чем проблема с разработкой вакцины? Почему создать ее не удается уже больше четверти века?

— ВИЧ отличается от знакомых, привычных нам вирусов вроде гриппа или кори. У 90% людей, переболевших корью или гриппом, вырабатывается иммунитет — но при ВИЧ-инфекции не формируется защитный, протективный иммунный ответ. Кроме того, ВИЧ постоянно ускользает от иммунного ответа.

Да, вирус гриппа считается высокоизменчивым, поэтому иммунитет, возникший в ответ на встречу с прошлогодним штаммом, не защитит вас от нового, появившегося в нынешнем году. Поэтому необходимо быстро отслеживать появление новых штаммов и оперативно создавать новые вакцины — но принципиально все научные проблемы, связанные с этим, давно решены. Нам нужно лишь выявить «свежий» штамм вируса гриппа, и через несколько месяцев будет получена вакцина. Уровень же сложности создания вакцины против ВИЧ на порядок больше.

Другая ключевая проблема — невероятная изменчивость ВИЧ, она примерно в сотню раз выше, чем у гриппа. Это один из самых вариабельных живых организмов в мире.

Впрочем, наука не стоит на месте, и некоторые подходы уже найдены. Даже у нас в России в результате пусть несовершенных, незавершенных программ были получены некоторые важные результаты. Первая же программа, которая была поддержана Госдумой и финансировалась Министерством образования и науки, позволила получить три кандидатные вакцины — три препарата, эффективность которых так и не удалось проверить в ходе полноценных испытаний.

Вторая программа, которую финансировал уже Роспотребнадзор, дошла до клинических испытаний I фазы, которые параллельно проводились специалистами в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске. Но и тут все остановилось. Сегодня в нашей стране реализуется лишь один небольшой проект при поддержке Минпрома, однако он связан с созданием не профилактической вакцины, а терапевтической вакцины — лечебного препарата для уже зараженных. А работы над вакциной, способной защитить еще здоровых людей от инфицирования, фактически остановились.

Это особенно удивительно на фоне того, что все три кандидатные вакцины демонстрировали очень хорошие, многообещающие результаты, признанные на международном уровне. Несколько лет назад очень крупный специалист в этой области, исполнительный директор глобального консорциума по разработке вакцин от ВИЧ Билл Сноу, даже направил письмо президенту Путину, в котором выражал тревогу в связи с отсутствием русских ученых на международных конференциях и новых наших работ в этой области. Насколько мне известно, президент наложил на это письмо резолюцию, оно было передано в Минздрав. Минздрав провел совещания, пообещал принять меры — но после этого ровным счетом ничего не изменилось.

Вообще если предыдущие работы по разработке вакцины финансировали и Минобрнауки, и Роспотребнадзор, то Минздрав в этом так ни разу и не участвовал. Почему? Мне неизвестно.

— Считается, что в России эпидемия связана с формой ВИЧ, отличной от тех, от которых страдают и Европа, и США, и Китай. Получается, что даже если западные страны создадут вакцину, для нас она будет просто бесполезна?

— Совершенно верно. В основном эпидемия в России вызвана вирусом типа А, подтипа А1, и в этом смысле мы уникальны. Поэтому ни американские, ни китайские, ни европейские вакцины, если они будут созданы, против «российского» ВИЧ работать не будут — и за нас разрабатывать их никто не станет.

Более того, эта ситуация постоянно меняется. Ведь мы уже знаем, как невероятно изменчив ВИЧ — и где-то до 1996 г. около трети наших инфицированных несли вирус типа В, который можно назвать «европейско-американским». Еще треть приходилась на вирус типа G, который распространялся в медицинских учреждениях. И около 40% были заражены африканскими типами, в том числе А. Но сегодня А стал доминирующим в России.

В последние годы и эта картина изменяется. Из «подбрюшья» СНГ, Средней Азии к нам пришли новые формы ВИЧ, которые взаимодействуют с распространенным в России подтипом А1, порождая рекомбинантные формы, по некоторым сведениям, еще более патогенные. Но ведь этим никто не занимается, никто не выделяет денег ни на мониторинг, ни на анализ этих штаммов.

— К чему же, на ваш взгляд, может привести дальнейшее развитие событий?

— Знаете, чудес не бывает. Из-за того что более 10 лет мы неэффективно реагируем на проблему ВИЧ-эпидемии, ее жертвами уже стали 200 тысяч россиян. В 2014 году умерли более 20 тысяч человек, в этом их будет еще больше. А в дальнейшем цена, которую будет платить наша страна, лишь возрастет.