Тольятти: история одной операции

Всем здоровья! Каждый день, круглый год. Потому как лечиться, тем паче восстанавливаться после операции – это, я вам доложу, занятие тяжелое и в моральном смысле, и в материальном, и физическом. Проверила на себе.

Коварный отросток

Вот встала декабрьским утром вроде бодренькой. Чай, кофе, таблетки от давления. Ближе к обеду начинается что-то непонятное: слабость, легкое недомогание в животе, тошнота. Меряю давление – все выше и выше. Таблетки не помогают. Поскольку я гипертоник со стажем, предполагаю – грянул очередной гипертонический криз. Около семи вечера позвонила в скорую, обещали приехать. Свернулась клубочком и жду спасения – час, второй… Звоню опять в скорую, там очень вежливо отвечают: ваша заявка есть, но столько вызовов – не справляемся, ждите. Жду.

Около 11 вечера скорая все-таки приехала. Начали мерить давление – уже около 200, сунули таблетку под язык, а потом догадались пощупать мой живот, который меня вроде и не беспокоил. Нажали куда надо, тут я и взвыла белугой.

– Собираем пакетик со всем необходимым и едем в больницу. Подозрение на острый аппендицит, – скомандовали мне.

Мне не привыкать – за всю жизнь уже пять разных операций было. В приемном покое Баныкинской больницы мне опять жмут на то же проклятое место в правом боку (ей богу, он у меня совсем до этого не болел) и отправляют в операционную. (К слову сказать, почему-то все считали, что я предавалась мукам 15 часов, то есть терпела жуткую боль, но ничего этого не было, и, как я потом вычитала, этим-то и коварен острый аппендицит.)

Распяли на столе. Наркоз. Ухожу из действительности, но через какое-то время слышу голоса и чувствую, что в моем животе копошатся, причем больно. Глаза открыть не могу, руками пошевелить тоже, во рту чего-то воткнуто, начинаю дрыгать ногами: больно, мол, мне. Отключили еще на какое-то время, но снова очнулась – зашивают, чувствую, как иголка ходит туда-сюда. Опять ногами намекаю: больно. В конце концов, анестезиологи растолкали меня, сестрички привезли в палату, перекинулась с каталки на кровать…

Капельницы, уколы, перевязки, УЗИ, в палате всего одна соседка. Первые дни – голодание, можно было только минералку, чуть кефира. Но настоящее испытание было в том, что соседке приносили всякие вкусности – то долму, то шашлык, то фрукты, она угощала, а мне было нельзя, а потому особо обидно. Потом разрешили пробовать и больничную еду. Кто лежал в стационаре, тот знает: еда в больнице на большого любителя. Без продовольственной помощи родных и друзей никак не обойтись.

Чуть оклемалась, началось брожение по коридору. В хирургическом отделении, где обитала, чисто, хорошо, недавно был ремонт, а потому грех было жаловаться на условия моего содержания. А вот обитатели нашего этажа вызывали интерес, поскольку мое пребывание в отделении началось накануне праздников с 26 декабря и продолжалось до 13 января. То есть все праздники, которые имели место, прошли мимо, о чем, кстати, ничуть не жалею. Так вот, среди прибывающих было немало жертв корпоративов или междусобойчиков. Мужики с жуткими фингалами, плохо пахнущие дяденьки, с мученическим видом шаркающие по коридору… Один пугал местную публику пару дней особо. Вечерком, когда свет в коридоре убирали на минимум, появлялся худющий, почти голый дядька: на ногах ботинки меховые, вокруг бедер простыня, держащаяся на канцелярской скрепке, забинтованная рука поднята кверху, а с нее на шнурке свисает склянка с чем-то розовым. Жуткая жуть.

Поступила в отделение и дама после дружеского распития спиртных напитков с двумя приятелями. Или напитков было много, или приятели давно имели дурные намерения, но дама попала в хирургию еле живая: вся в синяках, с порванной почкой, с дыркой в легком и прочими увечьями. (Полиция уже на другой день задержала этих двух приятелей.) А дама, когда начала самостоятельно выдвигаться на процедуры, не переставая шутила:

– Я так готовилась к Новому году, волосы покрасила, прическу сделала, маникюр-педикюр… Но мне удался только костюм Синей лошади.

Ей поддакивали:

– Хорошо, что не деревянной.

То есть, сами понимаете, когда дело идет на поправку, жить хочется сильнее и веселее и желательно в домашних условиях. Меня подводили анализы, поэтому пошел второй круг антибиотиков, но на обходах я все приставала к врачам: отпустите домой, Христа ради. На что мне мудрый заведующий отделением Пашков говорил:

– Да мне не жалко вас выписать, хоть сейчас. Но кому в поликлинике вы будете нужны?

Оказался прав на все сто.

В поликлинике пациент явно лишний

В справочной поликлиники, что в 14-м корпусе Баныкинской больницы, мне сказали: чтобы попасть на прием к хирургу, надо принести полис и выписку из отделения. С ними я пришла в регистратуру, где получила талон в 213-й кабинет. Мне изначально цифра не понравилась, а потом и все остальное. Народа в обшарпанном коридоре тьма, к каждому кабинету – очередь, кому повезло – на стульях томятся в ожидании, кому нет – стенку подпирают. Какое там время в талоне написано – неважно, живая очередь, поскольку среди томящихся немало людей пожилых и немощных, и язык не повернется таким сказать: «вас здесь не стояло».

Как оказалось, хирург в это время принимал один, его коллега был в отпуске, а стало быть, весь поток направлялся в этот самый 213-й кабинет. Наконец подошла моя очередь, сразу вопрос в кабинете: а где медкарта? Дома, отвечаю, мне велели только выписку и полис принести. – Неправда, вам не могли такого сказать в нашей регистратуре, идите вниз и заводите вкладыш к карте.

Спускаюсь вниз, в регистратуре, конечно, очередь. Девушка в окошке дает мне два листика, где написаны моя фамилия и номер полиса. Бреду обратно на второй этаж. Захожу под нервный гул очереди в кабинет. Пощупали шов, спросили про температуру, поскольку надо было открывать новый больничный, отправили вниз в 101-й кабинет. Девушка выдала мне бюллетень, с ним поднимаюсь опять в 213-й. Медсестра сердито смотрит на больничный и говорит:

– Они что там, с ума посходили: почему нет записи «пред вк»? Идите и пусть вам напишут «пред вк Шишкин».

Опять иду вниз, девушка из 101-го уже от руки вписывает «пред вк Шишкин». Опять просачиваюсь в кабинет, отдаю голубой листок, медсестра куда-то с ним уходит. Возвращается и заявляет:

– Шишкина уже нет, придете завтра – подпись поставить.

А мне через два дня снова на прием, я прошу: ну давайте в следующий раз и подпись Шишкина поставим?

– Нет, не положено.

В тот раз меня выручил сына – сбегал с больничным в поликлинику, и Шишкин поставил подпись. Но во второй раз медсестра мне этого уже не спустила:

– Вам продлевать больничный, а Шишкина уже нет. Берете на завтра талончик, приходите, отдаете мне больничный, ставим подпись Шишкина.

Я не знаю, кто такой «пред вк Шишкин», но лишний раз по морозцу и гололеду после полостной операции пришлось мне в поликлинику побегать. Дошла очередь до анализов, ясный перец, бесплатных талонов не оказалось. Но тут же на третьем этаже есть платный кабинет, куда я за 703 рубля и сдала самое дорогое – кровь и мочу.

Я нисколько не сомневаюсь в профессионализме хирурга Анатолия Пономарева, а его выносливости могу только позавидовать: кроме собственно приема пациентов ему приходилось в это же время бегать в перевязочную или малую операционную. Все это под нервный шумок очередников. Но сидеть по два часа под дверью с охапкой одежды (тут еще гардероб закрыли из-за болезни работницы), слушать перепалку между больными на тему «кто больнее и кому нужнее» – это за гранью. Ко всему прочему резвая санитарка без конца носилась по коридору и пробовала грязной тряпкой наводить чистоту. После таких выходов «на прием» я дома глотала таблетки от давления и пару часов лежала без сил.

Наконец, я закрыла больничный лист, но хирург мне намекнул: «А теперь вам надо бы к эндокринологу – у вас норма сахара в крови вдвое повышена». А для того, чтобы попасть именно к этому специалисту, мне надо сначала попасть на прием к своему участковому и только потом я получу талон к эндокринологу… Я как представлю, что у меня начнется очередной бег по кругу, так заранее дурно становится.

…И вот поймите меня правильно, я совсем не ставлю целью очернить тех людей, которые мне помогли. Им – огромное спасибо. Но та система, в которой они вынуждены работать (это и мизерные зарплаты, и текучка, и условия труда), – это тот же аппендикс нашего здравоохранения, который в любой момент может стать гнойным. Да, мы строим навороченные центры, покупаем какое-то дорогое оборудование, а среди участковых терапевтов, например, в основном, пенсионеры. Или посмотрите, каким контрастом выглядят на Баныкина новенький центр сердечно-сосудистой хирургии и стоящая неподалеку убогая поликлиника №2.

К слову сказать, никаких денег за операцию и лечение в хирургии я не платила. Зачетом был страховой медицинский полис. Хотя за наркоз надо было бы, наверное, предложить денег, чтобы не мучиться.

Галина Плотникова

Похожие темы:
Курица в розовом жилете
Подхватить заразу – плёвое дело
Где приютиться «Серебряной птице»?
Как мы возвращали чемодан «Дешели»
Ну, за счастье мирового размаха!