Своя политэкономия Николая Макарова
Глава будущей книги: к 100-летию со дня рождения знаменитого председателя ставропольского колхоза «Правда».
Сегодня день памяти человека, которого ставропольчане, собственно, и так всегда помнят без дат и напоминаний. Многие благодарны Макарову за то, что создал колхоз-миллионер, которым гордился весь район. Что сумел вдохнуть в Верхнее Санчелеево вторую жизнь, подняв село и сохранив лучшее из прошлого – бесподобный храм в честь Казанской иконы Божией Матери. За многое. За все.
Готовится к печати книга о Николае Михайловиче. В день юбилея предлагаю вашему вниманию одну из глав, написанную на основе воспоминаний о нем ветерана агропрома Ивана Дмитриевича Гурьянова.
По-настоящему рекордные урожаи «пошли» в Ставропольском районе со второй половины 1970-х.
Дневниковая запись, сделанная в 1976 году Иваном Дмитриевичем Гурьяновым:
«31 августа А.М. Морозов созвал совещание в райкоме партии. Я подъехал к зданию райкома одновременно с Макаровым. Пожимая Николаю Михайловичу руку, спросил его:
– Хлеб убрали?
– Да, – ответил Николай Михайлович. – К великому сожалению, задержались на три дня. Только вчера в Лопатино обмолотили последние валки.
– Какая урожайность?
– Сейчас точно сказать не могу. На току еще много неподработанного хлеба. Но не менее 30 центнеров с гектара на круг будет.
– Сколько сдали хлеба государству?
– 10000 тонн. Полагаю, Максимыч (А.М. Морозов – первый секретарь Ставропольского райкома КПСС в 1961-1986 гг., Герой Социалистического Труда, почетный гражданин района. – Ред.) не зря собирает нас. Наверняка добавит еще.
С величайшим уважением смотрел я на Николая Михайловича. С такими прекрасными результатами он сетует, высказывает неудовольствие, что на три дня позднее намеченного срока колхоз закончил обмолот хлебов. Какая ответственность за дело, какая скромность.
Как опытный хлебороб и мудрый человек, Макаров помнил народную мудрость, вычитанную то ли у Карамзина, то ли у Даля, что хлеб убирают до Успения Пресвятой Богородицы (28 августа), а после только подбирают крохи от урожая.
Николай Михайлович даже мысленно представить не мог, что он будет подбирать крохи от урожая. Не из-за страха наказания. Такая у него была мера ответственности перед своей совестью»…
Именно в этом, 1976 году, Ставропольские хлеборобы поставили рекорд, которому удивились сами; валовой сбор зерновых культур составил более 222 тысяч тонн!
«Правда» со своих семи тысяч гектаров посевных площадей при урожайности около 30 центнеров зерновых с гектара стабильно давала десятую часть районного каравая. Семь центнеров с гектара в начале 1950-х – и 30 (!) каких-то двадцать лет спустя…
По воспоминаниям Ивана Гурьянова, между ним и Макаровым сложились доверительные отношения, случались очень откровенные разговоры. Ведь есть вещи, о которых далеко не с каждым поговоришь — и в те времена, да и сегодня…
В июле того же 1976 года по совету Морозова он приехал к Макарову посмотреть его хлеба.
«Мы долго ездили и ходили по полям. Хлеба радовали.
Разговор зашел о культуре общества и его развитии. Николай Михайлович долго не врубался в разговор, потом остановился, посмотрел на меня и сказал, что эту тему лучше осмысливать одному.
– Но коль ты настойчиво стремишься к такому разговору, то изволь выслушать мое мнение. Культура — это уровень нравственности, чистота души. Уровень интеллекта, как сейчас модно говорить. Мы тонем во вранье, лжи, в лицемерии, поэтому уровень нашей культуры оставляет желать лучшего.
– Я полагаю, – продолжил Макаров, – одно из великих достижений нашей страны состоит в том, что мы наконец-то решили проблему голода, который веками терзал наш народ. С 1918-го по 1953 год урожайность зерновых культур в нашей стране была семь-восемь центнеров с гектара, то есть на уровне 1913 года. 35 лет мы топтались на месте, тогда как страны Европы за это время ее удвоили.
Так получилось потому, что десятилетиями крестьяне были изгоями в нашей стране. Первоочередность индустриализации не только сдерживала развитие сельского хозяйства, но весьма тормозила и саму индустриализацию, тормозила развитие общества и государства. Только параллельное развитие промышленности и сельского хозяйства ускоряет общий процесс развития. Репрессии не помогали, а только приносили вред стране и народу.
За последние 20 лет мы, хоть и не полностью, вняли голосу разума. Смягчили отношение к сельскому хозяйству. Это позволило и нашей стране удвоить урожайность зерновых. Но до конца нужную политику в отношении сельского хозяйства мы так и не определили, что может пагубно отразиться в дальнейшем…»
– Кстати, – продолжает Гурьянов, – я перепроверил данные Николая Михайловича о том, что с 1918 года и по 1953-й, пока был жив Сталин, средняя урожайность зерновых у нас была 7 центнеров с гектара. Она и при царе была семь, и все 35 лет была семь. Потому что занимались выращиванием изгои. Все крестьяне были изгои. Их грабили, обирали «на индустриализацию» и куда угодно…
По свидетельству ветерана ставропольского агропрома, покойный председатель «Правды», на отлично освоивший в вечерней школе партактива, а затем и в школе предколхозов, «краткий курс» истории ВКП(б), основы исторического и диалектического материализма, в своих жизненных «академиях» выработал свою, внутреннюю «политэкономию» – пропущенную через сердце и голову, выстраданную, что называется, «от земли».
«Макаров очень высоко ценил Хрущева, – вспоминает Иван Дмитриевич. – Во-первых, Хрущев дал крестьянам паспорта – дал волю людям. Он дал зарплату трактористам, специалистам. Он ввел пенсию: пусть маленькую, 12 рублей, но до этого никакой не было вообще. Хрущев повысил закупочные цены на сельхозпродукцию, дал хозяйствам возможность получать деньги и как-то жить, развиваться. Впервые досыта наелись хлеба только при Хрущеве…
Ни Маркс, ни Ленин, ни Сталин авторитета в его глазах не имели. Он еще отдавал какое-то должное Марксу за некоторые экономические вопросы, но продекларированную им «диктатуру пролетариата» считал полной белибердой. Больше того, он даже презирал Маркса и Ленина за то, что они целый крестьянский «класс» превратили в ничто. Измызгали, задергали, не оставили этому сословию права на жизнь…
Конечно, он ни разу не выступил публично с критикой этих деятелей. Это было его внутреннее ощущение, рожденное на основании той домашней академии, тех знаний, которые он получил в армии и добыл упорным самообразованием. Но публично не высказал все это ни разу. Потому что считал, что власть есть власть. Ее сметет эволюция. Раз власть ошибается, в свое время она обязательно получит под зад пинком…
«Именно эволюция, – подчеркивает Гурьянов. – Однажды по его вопросам и намекам я почувствовал, что он глубоко занялся изучением этого вопроса. И вот, помню, в Верхнем Санчелееве ездим мы по полям, Макаров говорит:
– Ты знаешь, Ванюш, я пришел к выводу, что хозяйкой жизни является эволюция…
Он пришел к выводу, что постоянного ничего нет — все меняется. Любое учение, любой строй изнашивается. И марксизм «устает», и не только марксизм. К примеру: были империи — распались… И любые другие формы устройства переживают в итоге усталость и распад. То есть все имеет начало, развитие и склонно к закату…
Почему мне запомнилось это? Знаете, он с таким удовольствием это выкладывал: вот, наконец, он пришел к этим выводам!..
То есть Макаров насколько глубоко все это понимал – но держал он это все внутри…
Но зато он нажил три инфаркта», – заключает Гурьянов…
Сергей Мельник