Злобин. Его жизнь, его звезда

Как мы и обещали, начинаем публиковать выдержки из книги бывшего главного редактора газеты «Ставрополь-на-Волге» Бориса Купцова «Луначарцы. Годы. События. Судьбы».

Несколько историй из жизни этого обычного и вместе с тем необычного человека. Незаурядного руководителя, яркой, неординарной личности с твердым, порой даже жестким характером. Не гнущего ни перед кем спину. Рассказывают, как однажды главный ветврач совхоза Василий Андреевич Сучков, строго соблюдая санитарные требования, не пустил на ферму начальство из Москвы. Они к Злобину: что это, дескать, твой ветврач себе позволяет? Геннадий Петрович тут же умерил столичный апломб гостей и сказал: правильно поступил ветврач, это ведь вам не прогулка по Арбату. «Был Злобин многим неудобен…» – писал луначарский поэт и бард Валентин Бузыцков. Еще как неудобен. Невзирая на чины и ранги, всегда готов был идти до конца, отстаивая интересы совхоза, интересы людей. В споре, в какой-либо конфликтной ситуации был порой крут, не терпел никаких возражений, если решение им уже принято.

Бывал ли он когда-нибудь неправ? Бывал, конечно. Жизнь есть жизнь.

– Переживал в таких случаях, понимая, что мог кого-то обидеть, – вспоминал Иван Дмитриевич Гурьянов, многие годы друживший со Злобиным и хорошо знавший его характер по совместной работе в АПО «Жигули», директором которого он был и в состав которого входил совхоз имени Луначарского.

Истории об этом человеке, о том, каким он был в самых разных жизненных ситуациях, простых и сложных, в быту и на работе рассказывали мне и Гурьянов, и мой учитель – первый редактор районной газеты «Ленинский путь» – «Ставрополь-на-Волге» Сергей Андреевич Машков, тоже друживший со Злобиным и часто приезжавший к нему в поселок Луначарский.

И конечно же, это истории, рассказанные людьми, не один десяток лет работавшими вместе со Злобиным в ставшем знаменитым при нем на всю область совхозе имени Луначарского, директором которого он был почти четверть века – с июля 1958-го по ноябрь 1982 года.

У него не было Звезды Героя Соцтруда, но и тогда, и сейчас все прекрасно понимали и понимают: Злобин был достоин такой награды. Как и двух орденов Ленина, орденов Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени, которыми он был награжден в разные годы.

И все же Звезда у Злобина была и есть. Звезда великой памяти, которая и сегодня, спустя вот уже 40 лет, как его не стало, горит в сердцах луначарцев и ставропольчан.

– Это был действительно необычный человек, настоящий крестьянский самородок, – с искренним восхищением рассказывал о нем редактор «Ленинского пути» С.А. Машков в годы нашей совместной журналистской работы в Тольятти на Гидростроевской, где было старое помещение редакции.

Сергей Андреевич не раз в наших беседах возвращался к дорогим для него воспоминаниям о Злобине, и я видел, как это важно и нужно ему самому. И вместе с тем, как тяжело дается ему каждое слово об ушедшем так рано друге: побледнело лицо, дрожит голос, подрагивают пальцы, когда он по старой привычке заядлого курильщика разминает сигарету, прежде чем закурить и начать разговор.

– Может быть, самое главное в нем, – вспоминал Машков, – это его высокая личная культура и особая, совершенно органичная – не внешняя, не показная – интеллигентность. Но и это еще не всё: он обладал каким-то особым даром психолога, воспитателя. Плюс широкие познания в делах крестьянских. Причем не только в зоотехнии. Был действительно разносторонне образованным человеком. Разбирался в растениеводстве и механизации. Хорошо знал энергетику, строительство, организацию труда. К тому же у него самого были поистине золотые руки: прекрасно разбирался в технике, мог запросто собрать-разобрать любой механизм.

Да, самородок… Он ведь не кончал никаких университетов. Какие университеты, время-то было военное. Да и на какие шиши учиться пареньку со станции Поливаново в Барыше, что в соседней Ульяновской области? Средняя школа – и та неполная.

«Я родился 3 сентября 1923 года в семье почтового работника, отец работал на станции телеграфистом, мать домохозяйка, – писал Геннадий Петрович в автобиографии. – С 1931 года обучался в Поливановской неполной средней школе, которую окончил в 1938 году. В 1939-м поступил в зоотехникум в Ставрополе. 13 января 1942 года был призван в ряды РККА и направлен в военное училище…»

Шла война. Некогда было учиться – не то что в зоотехникуме, но даже и в военном училище.

Фронт

1942 год. Враг рвется к Сталинграду. Ускоренный семимесячный выпуск Вольского Саратовской области военного училища, и в августе 42-го девятнадцатилетний младший лейтенант Геннадий Злобин вместе со своим взводом из необстрелянных молодых солдат уже в пекле Сталинградского сражения. Он – командир взвода 847-го стрелкового полка 303-й стрелковой дивизии Воронежского фронта – одного из важных направлений битвы на Волге.

Только что сформированная 303-я дивизия, состоявшая в большинстве своем из необстрелянных солдат и командиров из числа выпускников военных училищ, разгрузившись из эшелонов на станции Липецк и совершив 120-километровый марш-бросок, сходу вступает в бой. Задача – овладеть станцией Воронеж-2 и выйти на юго-западную окраину захваченного немцами города.

Уже в первые часы продвижение 303-й дивизии наталкивается на ожесточенное сопротивление врага.

«Немцы открыли ураганный артиллерийский и минометный огонь. Волна за волной налетают «юнкерсы», ожесточенно бомбившие наши боевые порядки, – вспоминал позднее командир соседнего 849-го стрелкового полка 303-й дивизии майор Губанов. – Погиб командир дивизии полковник Остроухов…»

«В многодневных кровопролитных боях августа-сентября 1942 года, – пишет в своих воспоминаниях майор Губанов, – солдаты и офицеры 847-го и 849-го стрелковых полков 303-й дивизии проявили массовый героизм и мужество… Более 120 раненых солдат и офицеров вынесла с поля боя санитарка Зинаида Туснолобова…»

25 сентября тяжело ранен командир взвода младший лейтенант Злобин.

Эвакогоспиталь №3233 в небольшом городке Сорочинске Оренбургской области, где с октября 1942-го по июнь 1943 года он находился на излечении после тяжелого ранения, которое, даже после выписки из госпиталя, сильной хромотой останется с ним на всю жизнь.

Июнь 43-го. После выздоровления Геннадий Злобин получает новое назначение, но не в родной 847-й стрелковый полк, чего он так добивался, а в Чкаловское военно-авиационное училище, где молодой офицер работает преподавателем и каждую неделю кладет на стол командования прошение о том, чтобы его направили на фронт, в действующую армию.

Наконец, в январе 1944 года просьба молодого офицера удовлетворена: он получает новое назначение и через несколько дней теперь уже лейтенант Злобин снова в бою. Он командует отдельным взводом 59-й Хинганской кавалерийской дивизии Забайкальского фронта, участвующей в боях с милитаристской Японией.

Воюет лейтенант Злобин смело, мужественно, отлично командует взводом. В октябре 1945 года за проявленные мужество и умелые действия в боевой обстановке командир взвода Г.П. Злобин награждается орденом Красной Звезды.

«Личным примером форсировал реку, – говорится в представлении командования кавдивизии. – Своевременно в трудных условиях форсирования водных преград привел взвод в в/ч 34747, не имея потерь ни в личном, ни в конском составе, а также в материальной части…»

«Во время совершения марша тов. Злобин своим личным примером показал образец движения взвода, проводя большую воспитательную работу среди личного состава по сохранению находящихся в боевых порядках коней и матчасти…»

«…Во время наступательных действий тов. Злобин в трудных условиях песчаных преград вывел весь личный и конский состав боеспособным, а также сохранил всю материальную часть…»

В феврале 1946 года комвзвода, кавалер ордена Красной Звезды лейтенант Злобин завершает свой боевой путь. На несколько дней приехал в родное Поливаново, отдохнул в родительском доме, затем поехал в Ставрополь, чтобы продолжить прерванную войной учебу в зоотехникуме. Успешно заканчивает его, получает специальность зоотехника и направление на работу в совхоз им. Луначарского Ставропольского района.

Здесь, в Луначарском, начинается новая, мирная биография фронтовика Злобина. В этом волжском поселке он нашел дело всей своей жизни: старший, затем главный зоотехник, а с 1958 года – директор совхоза им. Луначарского, сильный опытный руководитель, который в течение 25 лет спокойно и вдумчиво, без «кавалерийских наскоков» управляет этим крупным хозяйством, терпеливо и настойчиво создает трудовой коллектив…

«Во всем был Злобин бесподобен»

Он был строгим, даже очень строгим, особенно к людям недисциплинированным, проявляющим равнодушие в работе. И уж тем более – к пьяницам и прогульщикам. В таких случаях виновным не позавидуешь. Многие в совхозе побаивались гнева Злобина, хотя иногда достаточно было одного его слова или даже одного появления в бригаде, на ферме, чтобы навести порядок. Зато людей работящих, мастеров своего дела уважал, поддерживал всегда и во всем.

– Больше всего, – пишет Гурьянов в своих воспоминаниях о Злобине, – он ценил в людях профессионализм, умение, квалификацию и старание в работе. Если обнаруживал у человека такие качества, то проникался к нему глубочайшим уважением. Такие отношения были у Геннадия Петровича с большинством луначарцев, мастерство и высокие результаты которых в выращивании зерновых культур, овощей, картофеля, продукции ферм были хорошо известны не только в Ставропольском районе, но и в области. С особой теплотой и душевностью относился он к ветеранам совхоза, в том числе к старейшим механизаторам, комбайнерам, водителям, овощеводам, дояркам. И те, в свою очередь, платили Злобину уважением, добром, своей преданностью земле луначарской. Не показными были эти отношения, внешне они никогда и ни в чем не проявлялись: просто хорошо, честно, с полной самоотдачей работали эти люди, просто жили как все – по-человечески.

Потом Злобина не стало. Рассказывают, что как-то после его похорон механизаторы совхоза Иван Николаевич Чабуркин, Николай Семенович Уряшов и другие вспоминали о нем в своем кругу, и кто-то негромко сказал:

– Знать бы, что человека вернуть оттуда можно, землю бы руками разрыл…

Не знаю, не могу утверждать, что так же, как они – остро, на разрыв души, с сердечной болью чувствовали, думали, переживали тогда все. Но то, что смерть Злобина действительно стала общим горем, огромной невосполнимой утратой не только для 2600 жителей этого поселка, но и для всего Ставропольского района – это вам скажут многие. Тогда зачем, для чего я еще раз говорю об этом? Затем, чтобы попытаться понять: что же произошло в 1982-м на садовом участке под окнами Злобина?

Рассказывают, что дирекция совхоза, стремясь как можно быстрее завершить полевые работы, решила направить нескольких водителей в поле – поработать на тракторах. В страдную пору и раньше делалось это и ни у кого не вызывало вопросов. Надо так надо. Однако одному из водителей это, вероятно, чем-то не понравилось. Обиделся он на директора. Возможно, и раньше было у него что-то не так со строгим, порой очень жестким и требовательным Злобиным. Обиду свою распалил алкоголем и пошло-поехало. В пьяном состоянии сел на трактор и двинул «на штурм» садового участка своего «обидчика». Повалил забор, переломал деревья, кустарники. Мог и угол дома трактором зацепить. В это время вся семья Злобиных вместе с детьми была дома. Слава Богу, соседи своевременно пришли на помощь: выбежали на улицу, общими усилиями остановили тракториста-«террориста».

Как тут не вспомнить: «землю бы руками разрыл…». А здесь не руками – трактором разрыл, громил садовый участок. Не просто ломал деревья – рушил радость и труд человека, который все это вырастил, который жил этим.

…Никто из семьи Злобиных на суд не пошел. Сам Геннадий Петрович просил передать судье: «Не нужно слишком строго наказывать его. Пусть только восстановит то, что сломал, и уходит». Тем не менее небольшой срок ему, кажется, все же дали. За хулиганство.

Все случившееся тогда тяжким грузом могло лечь на сердце Злобина, уже перенесшего инфаркт и находившегося в очень тяжелом состоянии. Когда все это происходило под окнами его дома, он, как рассказывают те, кто был с ним рядом, словно окаменел, врос в кресло, в котором сидел. Сказал только: «Я знаю, кто это!» Возможно, чувствовал и свою вину, чем-то обидел этого человека. Но ни слова. Побледнел. Все, что он переживал в те минуты, свою боль – все держал внутри, в себе. Ну что за человек! Лучше бы крикнул что-то, черт возьми, ну выругался бы, в конце концов! Нет. Все молча. Возможно, та неприятность, та боль стали для него последними. Рассказывают, что он ушел из жизни буквально через полтора-два месяца после того погрома в саду.

Сколько таких бед, неприятностей, проблем – больших и малых, а то и совсем, казалось бы, незначительных, было в его жизни.

Борис Купцов