Цена победы Лили Толстовой

2 февраля мы отметили День воинской славы России – 75-летие разгрома немецко-фашистских войск в Сталинградской битве, коренного перелома в Великой Отечественной войне, как нас учили. Но «мы за ценой не постоим» – это ведь только в песне гладко. На самом деле у каждого участника тех кровавых событий были свои счёты с войной.

До последних своих дней размышляла о цене победы и дочь начальника сортировочного отдела ставропольской почты, орденоносца Григория Васильевича Толстова, в 19 лет оказавшаяся в самом пекле.

– После сталинградских боёв из каждых трёх дивизий делали одну, из каждой дивизии — по одному полку, – уже в начале этого столетия рассказывала Людмила Григорьевна Пронягина (в девичестве Толстова). В волжском Ставрополе её звали Лиля.

Людмила Григорьевна Пронягина (ур. Толстова)
Родилась в 1923 году. В 1941 году окончила Ставропольское педучилище. До призыва успела поработать учителем начальных классов, директором школы.
За личное мужество и отвагу, проявленные в боях на Орловско-Курской дуге, освобождении Украины и Белоруссии, в Висло-Одерской и Берлинской операциях, награждена орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». Дважды ранена.
После войны окончила Куйбышевский учительский институт. В 1952-1978 гг. работала директором счетоводно-бухгалтерской школы в Ставрополе-Тольятти.
Из видеозаписи в ГМК «Наследие», 2003 г.

Безгранично преданные

В самую горячую военную пору, августе 1942 года, призвали четырнадцать ставропольских девчат. При подготовке книги «Ставрополь на Волге и его окрестности в воспоминаниях и документах» (авт.-сост. В.А. Казакова, С.Г. Мельник. – Тольятти: Городской музейный комплекс «Наследие», 2004), куда вошли воспоминания однополчанки Лили Толстовой – дочери ставропольского сапожника Раисы Хорешко (Стариковой), нам удалось выяснить имена всех призывниц. Вместе с Толстовой и Стариковой – «не на фронт, а на тыловые работы», как им объяснили (!) – отправились ставропольчанки Валя Гаврилкова, Шура Дмитриева, Вера Крылова, Надя Лукьянова, Таня Малышева, Тамара Мараева, Маша Петрова и Тоня Пьянова, в группу попали также Настя Почтаркина и Сара Брамер из Мордовской Борковки и Оля Дьякова и Маша Котова из села Отважное.

Толстову назначили старшей группы, хотя были девчонки и постарше возрастом. Лиля Толстова – с 1923 года, Татьяна Малышева, например, с 1921-го. «Может, потому, что я уже работала учительницей, заведующей школой и комсомолка заядлая была».

На пристани – «на крутике», как говорили в Ставрополе, оказии ждали долго, целую неделю. «Пароходы не берут нас, по той стороне идут, вдоль Жигулей – и все везут раненых вверх по Волге почему-то». В итоге погрузились на корму большого парохода. Через Горький добрались до Шуи, где формировалась стрелковая дивизия. Только прибыли в расположение, приказ: завтра на фронт. Сундуки с одеждой пришлось отправить почтой домой – «это лишнее».

Лиля Толстова и Рая Старикова попали в одну дивизию. С прославленной 77-й гвардейской стрелковой Черниговской ордена Ленина Краснознамённой ордена Суворова дивизия прошли весь боевой путь от Сталинграда до Берлина. В послужном списке обеих, уже с 1 сентября 1942 года, Сталинградский фронт, затем Брянский, Центральный, Белорусский.

Остальных землячек раскидали по медсанбатам и санротам. Хрупкая, худенькая Татьяна Малышева, например, под конец войны служила младшей медсестрой хирургического полевого подвижного госпиталя № 2077, после Сталинградского фронта попала на Юго-Западный. Как и Раиса Старикова, вслед за медалью «За оборону Сталинграда» отмечена «За боевые заслуги». В наградном листе, подписанном гвардии майором Хачатуровым 14 декабря 1944 года, читаем: «С августа 1942 года, находясь в 296 медсанбате, под Сталинградом… под огнём противника, не жалея своей жизни, вела самоотверженную работу по оказанию медицинской помощи раненым бойцам и офицерам и их эвакуации. Безгранично преданная дочь нашей Родины…»

Ставропольчанки Татьяна Малышева, Надежда Лукьянова, Мария Петрова и Вера Крылова, прошедшие вместе все военные годы. Румыния, г. Констанца, 24 ноября 1945 года. Из книги «Ставрополь-на-Волге и его окрестности…»

До конца дней

Лиля Толстова попала в санитарную роту 215 гвардейского стрелкового Краснознамённого ордена Суворова полка 77-й дивизии, где «все три года служила: сначала санитаркой, потом санинструктором». В её «иконостасе» под конец войны – медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды…

Бьюсь об заклад: читатель и сегодня, когда, казалось бы, уже столько известно о жесточайшей и кровопролитнейшей из войн, не готов читать о ней суровую документальную прозу. Но что делать людям, которые видели и пережили войну изнутри и до конца жизни не могли примириться с увиденным и пережитым? Реальных – не ряженых – фронтовиков до конца дней тошнило от толстого слоя лака, которыми искусники-идеологи пытались покрыть память о величайшей из трагедий. А что говорить о прекрасной половине человечества, которой выпало это испытание?

Раиса Старикова. Сталинград, 1942 год. Из семейного архива.

«У «женской» войны свои краски, свои запахи, свое освещение и свое пространство чувств. Свои слова. Там нет героев и невероятных подвигов, там есть просто люди, которые заняты нечеловеческим человеческим делом», – писала в документальной повести «У войны не женское лицо» Светлана Алексиевич.

Вот так и с нашей героиней: в воспоминаниях о войне, которыми она делилась в последние годы своей жизни (и с сотрудниками музея «Наследие», и с тележурналистами, записавшими её рассказ для легендарного и, увы, так и не завершённого проекта «Половина века», над которым вместе с ребятами с «Лада ТВ» посчастливилось в 2003-2004 годах поработать и мне) – никаких сусальностей и сантиментов. Зато жести, как теперь выражаются, в достатке.

И возможно, не стоит читать фрагменты воспоминаний Лили Толстовой слабонервным, пусть остаются в счастливом неведении. Вот этот, например:

– Под Сталинградом знаете, какие условия: холод, голод. Хлеб мёрзлый, его ничем не возьмёшь, варево — суп-пюре гороховый да селёдка (поэтому все там болели дизентерией). Мы только молились: Господи, хоть бы кто-нибудь — или наши, или немцы — разбомбил наш хозвзвод, чтобы поесть мяса…

Или вот это:

– Не знаю, можно ли это говорить, – Людмила Григорьевна на миг задумывается и мрачнеет. – Мы всё время переходили с одного участка на другой. Снегу было полно, пурга, зги не видно. По правую сторону поле боя. И тут и там слышны слабые голоса раненых: «Замерзаю… Санитар, замерзаю… Помогите, замерзаю…» А мы идём дальше, не обращая внимания: у нас своя задача, своя цель. Остановиться нет возможности, потому что каждое подразделение заботилось только о своих раненых…

Оставленных – не по ее вине! – замерзать раненых она уже не могла забыть.

Совсем не женское лицо

В наградном листе, составленном на ставропольчанку Раису Старикову (на интернет-ресурсе «Подвиг народа» она уже под новой фамилией: в 1944 году вышла замуж за однополчанина, боевого офицера Григория Хорешко), отмечается, что с конца 1942 года, после 291-го медсанбата, «красноармеец Хорешко работала в артснабжении дивизии… Находясь постоянно в 2-3 км от передовых частей, в любой обстановке и при любых условиях подвозила боеприпасы и вооружение в части дивизии». Особенно опасна эта «работа» была при форсировании Днепра…

Из воспоминаний Раисы Васильевны (по: «Ставрополь на Волге и его окрестности…): «Когда я покидала милый дом, быть может навсегда, мама зашила мне в бюстгальтер молитву «Живый в помощи Вышняго… Иногда мне казалось: уж не заговоренная ли я благодаря маминому талисману? Была я достаточно беспечна посреди свинцового урагана, а Бог миловал — лишь раз контузило»…

Вспомнилась собственная давняя публикация из серии «Улицы памяти» о пропавшей без вести медсестричке из Ставрополя Клавдии Вавиловой, именем которой в 1990-е годы назвали тольяттинскую улицу, ведущую к храму Казанской иконы Божией Матери. Немало их осталось там. А большинство из тех, кто вернулся, воевали до конца дней.

По-разному сложилась жизнь фронтовых сестричек, «в войну перетаскавших на себе столько солдатских тел, что не на один горб хватит. Разве много их носили на руках после победы? Разве боготворили их – девчонок, до дна испивших горькую чашу войны в летящих под бомбежками санитарных поездах, на ветхих пароходах и на самой что ни на есть передовой? Войны с вражеским пленом, голодом, страданиями. И вечными домогательствами собственных командиров и товарищей по оружию, что скрывать-то?»

– Нет, сынок, не женское это дело. Женщине на войне делать нечего. Там поневоле поверишь в Бога, – говорила одна из героинь того очерка, Мария Пекарская, израненной вернувшаяся с войны и до самой пенсии проработавшая медсестрой. А кто-то ушел в лоно церкви, как фронтовая медсестра Полина Денисова, принявшая после войны монашеский постриг и запомнившаяся ставропольчанам и тольяттинцам своим редким пророческим даром.

Сергей Мельник