Как Ставрополь записали в колхоз
В 1924 году старинный волжский город Ставрополь получил административный статус села. А когда началась повальная коллективизация, разнарядка пришла и сюда. О ставропольском колхозе, названном в середине тридцатых годов прошлого века именем почившего сталинского наркома Куйбышева, и о судьбе первых его руководителей – сегодняшний рассказ.
Есть закон сохранения энергии: она не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Вот так и наши действительно достойные соотечественники. Их имена и дела не должны выпасть из памяти людей. А для этого есть точная (я настаиваю на этом) наука история, есть краеведы и журналисты. И в помощь им – людская память и благодарность.
Коренные ставропольчане – дети войны с благодарностью вспоминают довоенного председателя ставропольского колхоза Ивана Никифоровича Ларина и сменившую его в годы войны Прасковью Александровну Румянцеву. Сохранились и воспоминания о председателях, написанные их детьми.
Ларины
«Там, на Ларина»… Тольяттинцы и жители сел Ставропольского района настолько привыкли к этому топониму, что даже не задумываются, в честь кого названа улица. Очерк о Федоре Ларине, сыне председателя колхоза, геройски погибшем в Белоруссии, вошел в мою книгу «Улицы памяти» (Тольятти: Фонд «духовное наследие», 2005). Улицу, носившую прежде имя Жданова, переименовали в 1989 году. И что скрывать: могла бы и не появиться улица Ларина – «обычного фронтовика», даже не получившего звания Героя Советского Союза, – если бы не подоспело постановление ЦК КПСС о том, чтобы убрать с карты родины упоминания об одном (хотя бы об одном!) из многих одиозных палачей своего народа…
По воспоминаниям младшего из Лариных, Виктора Ивановича (его, к сожалению, тоже уже нет с нами), отец возглавил ставропольский колхоз им. Куйбышева поздней осенью 1936 года. Тогда-то и перебралась семья в волжский Ставрополь из поселка Северный – был такой когда-то в нашем районе…
Вообще, Ларины – они не в седьмом колене местные. Как и многие, очень многие ставропольские семьи-фамилии, пустили здесь корни, спасаясь от безземелья на своих малых родинах. «Ларины по отцовской линии и Загородновы по материнской – из села Козловка Инзарского уезда Пензенской губернии, – свидетельствовал Виктор Ларин. – Отец родился в 1903 году и был старшим сыном в семье Никифора Михайловича и Марии Давыдовны. В 17 лет женился на будущей нашей матери Анне Михайловне, которой тогда было 16 лет.
В 1921 году дед с несколькими односельчанами, с семьями, с кое-какой живностью выехали в заранее облюбованные ими места в хлебной Самарской губернии. Вместе с другими переселенцами основали маленький, 40-50 дворов, поселок Северный (от Ставрополя 29 км, от Васильевки – 12 км, от Нижнего Санчелеево – 8 км степью). Переселенцам понравились плодородные земли, степной простор, относительная близость леса. Первое время жили в землянках, строились, осваивали поля, огороды, налаживали свое подворье…»
Жаль, формат газеты не позволяет передать в деталях всю семейную историю, наполненную невероятно интересными житейскими деталями. Разве что коротко, в хронологическом порядке, в изложении Виктора Ивановича: «В 1923 году у Лариных родился первенец – Федор; в 1925-м главу семейства забрали в армию, служил в РККА наводчиком гаубичной артиллерии; в 1926-м родилась дочь Александра; в 1927 году отец вернулся домой; в 1928-м отделились от деда, построили домик в Северном. В 1930 году в Васильевке создали колхоз «Путь Ленина», и Ларин был избран заместителем председателя; переехали в Васильевку. А в 1932 году, когда на базе пяти поселков был создан колхоз «Искра», Ивана Никифоровича избрали его председателем. Вновь вернулись в Северный, купив дом Петра Афанасьевича Щерина, который сбежал из поселка, спасаясь от раскулачивания. Вскоре туда из родной Козловки приехали переждать лихие времена родители матери – тоже люди зажиточные (имели добротную усадьбу, сад, пчел, торговую лавку).
В конце 1932 года, страшась приближения голода, они забрали Федора и Александру и уехали в Козловку, где было легче пережить голод. Ребят они привезли к нам только в 1935 году, а сами вновь вернулись на родину».
Смотреть в глаза
Вскоре, в 1933 или 1934 году, арестовали Ивана Никифоровича Ларина. Через четыре месяца освободили и восстановили на работе – «при активном содействии руководителей района Гордеева и Фомичёва»…
А вот их самих в годы большого террора уберечь оказалось некому. Согласно справкам из «Книги памяти Самарской области», председатель Ставропольского райисполкома Александр Павлович Гордеев и первый секретарь райкома ВКП(б) Иван Антонович Фомичёв были арестованы и в феврале 1938 года Тройкой при Управлении НКВД по Куйбышевской области приговорены «к 10 годам заключения в ИТЛ» по статьям 58-7 и 58-11 – за «вредительство» и «контрреволюционную организационную деятельность». Фомичёв погиб в магаданском лагере, судьба Гордеева неизвестна… (Так, к слову: еще за год до ареста предрик Гордеев встречал на ставропольской пристани и возил в Русскую Борковку «всесоюзного старосту» Михаила Ивановича Калинина).
Ларин же, возглавив колхоз и получив какой-никакой статус (а он был депутатом Куйбышевского областного совета, членом бюро райкома партии и Куйбышевского обкома ВКП(б)), сам не раз вызволял из беды ставропольчан. К примеру, сохранилась история о том, как председатель поручился за колхозника Сергея Ивановича Горбунова. «Он был участником Первой мировой войны. Воевал с немцами в составе 50-тысячного российского корпуса на Западе, со стороны Франции. В этот корпус (в котором, кстати, был рядовым и будущий маршал Р.Я. Малиновский) отбирали рослых, крепких, дисциплинированных, инициативных солдат и соответствующий командный состав. За мужество в боях Сергей Иванович был награжден российской наградой, отмечен и французским командованием». В эпоху большого террора на добросовестного колхозника, приехавшего домой после долгих мытарств, написали донос: дескать, Горбунов классовый враг, был верным служакой царю, за что имел награды. От лагеря, а то и расстрела, Сергея Ивановича спасла отличная характеристика, подписанная Лариным.
Виктор Иванович гордился родителем: «Представить только, что стоило это отцу, который сам побывал в дудкинском доме (дом купца Дудкина, в 1930-е годы – районное управление НКВД), которому помогли руководители района, потом сами репрессированные. Он мог разделить судьбу своих спасителей»…
В конце августа 1941-го Ларина освободили от обязанностей председателя колхоза и перевели на работу в штаб по строительству Куйбышевского укрепрайона в районе Засурья (вблизи города Барыша Ульяновской области) – заместителем начальника по хозяйственным вопросам. Штаб находился в Ставрополе, в межрайонном отделении НКВД. А в октябре 1941-го, вскоре после призыва старшего сына и брата, Ивану Никифоровичу пришла повестка в военкомат.
«Отец твердо решил, что ему, здоровому и еще молодому человеку (14 октября исполнилось 38 лет), не дело прятаться за спины дугих. Как он будет смотреть в глаза женщинам, чьи мужья, сыновья, братья в это время гибнут на фронте. «Да я от стыда сгорю», – говорил он…
То была его воля и право»…
Иван Ларин попал не в гаубичную артиллерию, в которой в молодости провел действительную службу, а в саперную часть. Сын проследил его путь: Старая Русса, Тихвин, Ржев, где шли упорные бои, затем оказался на Ставрополье, под Моздоком. В январе 1943 года при взятии Ростова-на-Дону пропал без вести… Саперы, как известно, ошибаются один раз…
Председатель Румянцева
Вера Алексеевна Рябова – дочь Прасковьи Румянцевой, назначенной председателем колхоза имени Куйбышева в 1942 году, по воспоминаниям матери составила рассказ о том, в каких муках родилось это хозяйство.
Глава семьи Алексей Румянцев, трудяга-кормилец, умер рано. Семья в то время считалась зажиточной: дом под железной крышей, три бревенчатые конюшни, сарай, баня во дворе, три лошади, две коровы и подтелок, овцы, свиньи, куры… «Все нажито своим трудом. Был еще земельный участок за лесом, где сейчас расположен центральный автовокзал, сеяли зерновые культуры, сажали картошку, лук, тыквы. Излишки урожая продавали. На вырученные деньги покупали, что было нужно по хозяйству и для себя», – читаем в семейной хронике Румянцевых.
Таких первым делом записывала в кулаки дорвавшаяся до власти вечно праздношатающаяся деревенская голытьба. По совету свекра, чтобы не разделить долю несчетного числа репрессированных крестьянских семей, Прасковья Александровна написала заявление о вступлении в колхоз. Пришлось расстаться со скотиной, включая трех лошадей и корову, отдать сбрую и зерно для посева. Сам свекр очень тяжело переживал все это и вскоре умер…
Либо отдать все заработанное и нажитое и работать за трудодни, либо по этапу в Сибирь – другого варианта крестьянам «кто был ничем» не предлагали.
«В 1937 году была чистка в компартии, самых грамотных, культурных людей осудили как врагов народа и сослали в Сибирь и на Колыму, – пишет Вера Алексеевна. – В нашем Ставрополе были осуждены секретари райкома партии, председатель райисполкома и другие умные люди. А в 1938 году для пополнения рядов партии стали агитировать малограмотных колхозников вступать в партию. Нашу маму (у нее было всего 3 класса образования церковно-приходской школы) тоже агитировали, председатель колхоза Ларин ее порекомендовал и она стала партийной. В этом же году как лучшую колхозницу ее избрали депутатом райсовета…» Затем – в областной совет народных депутатов. Ларин ушел на фронт, и в декабре 1942 года Прасковью Румянцеву, в то время заведующую райсобесом, проводившую на фронт сына (Василий погиб под Ленинградом в том же 1942-м) и старшую дочь, на сессии райисполкома назначили председателем колхоза…
Из записок ставропольчанки Зинаиды Макаровой (в замужестве Степановой), дочери членов колхоза имени Куйбышева: «До войны в колхозе работало до 70 семей. Многие колхозники ушли на фронт, председателем выбрали Прасковью Александровну Румянцеву. Это была энергичная женщина, знающая дело. Во всем показывала пример, шла всегда впереди. Сплотила колхозников и организовала их на ответственный труд. Беспокоилась, чтобы колхозники были накормлены»…
По воспоминаниям Зинаиды Петровны, колхозные земли располагались на территории всего нынешнего Центрального района Тольятти. Выращивались зерновые, картофель.
«Огромные поля заливных лугов были под овощами. Там же угодья покосов для корма скоту. Было в колхозе большое поголовье лошадей, коров, овец, свиней. И все это сочеталось с работами по заготовке дров, с пекарней, маслобойкой, кирпичным производством. Колхоз помогал городу всем, что производилось.
В годы войны, – пишет далее Степанова, – часть картофеля увозили в Куйбышев на баржах. Сдавали государству мясо, молоко, шерсть, яйца, кожу. Посылали посылки на фронт. Отвечал за это секретарь партийной организации Григорий Иванович Гаврилов. Колхозницы вязали носки, варежки, шарфы, шили рукавицы. Посылали зимой соленое сало, махорку в кисетах . Эвакуированным помогали жильем, одеждой, питанием…»
Ставропольчане помнят, как в войну на полевом стане ставропольского колхоза (он располагался там, где потом был магазин «Автолюбитель») приютили мальчишек – детей «врагов народа», сбежавших из детского дома. Они проработали на стане лето, а на зиму их разобрали колхозники. Одного взяла Прасковья Румянцева, впоследствии он стал мужем ее дочери. «Они прожили с Виктором Рябовым счастливую жизнь», – читаем в воспоминаниях Зинаиды Макаровой-Степановой. «Почти пятьдесят лет, до его смерти», – уточняет Вера Румянцева-Рябова.
Для родителей испытания не закончились и после победы. Ставропольчан щедро «отблагодарили» за трудовой подвиг. «У нас в Ставрополе осудили как врагов народа опять самых образованных, культурных руководителей – они были исключены из партии, осуждены на 10-15 лет и сосланы в Сибирь. Нашу маму, которая руководила колхозом в самую тяжелую годину, тоже исключили из партии, дали ей 5 лет условно. Переживала она это очень тяжело, даже пришлось нам вынимать ее из петли», – вспоминала Румянцева…
Не в утешение, не в осуждение или оправдание – просто ремарка: так жила и чудом выживала вся страна.
Сергей Мельник
«Ставрополь был уездным городом и фактически сохранил статус города, хотя при советской власти его превратили в заурядный райцентр, село. В нем многое сохранилось от города – четкость улиц, образовательные и лечебные учреждения с добротными зданиями, купеческие строения, прочие сооружения (церкви, пожарные депо), городская площадь и сад (в 1930–1950-е годы – имени Воровского), курзал, дачный поселок и т.д. Кое-где было уличное освещение. По центру были проложены деревянные тротуары, а по проезжей части кое-где уложен булыжник».
Из воспоминаний Виктора Ивановича Ларина