Возвращение. Часть первая

Нет-нет да приезжаю в Каргополь – старинный городок на Русском Севере, где, полное самых счастливых моментов, пролетело мое босоногое детство. Шесть лет я не была. Соскучилась до боли в сердце. И вопрос «где провести отпуск» в этом году не стоял.

Это я. С бабушкой Зоей и дедушкой Юрой

Еще на Валдае мужчина, у которого мы по пути снимали дом, услышав приближающиеся раскаты грома, поднял палец кверху: «Ловите моменты». Эта фраза засела в голове и преследовала меня до самого дома, пока мы не вернулись в Тольятти.

Воспоминания

У городских детей советского периода на лето было три варианта: остаться в городе, уехать в пионерлагерь или, кому повезло, к бабушке.

Бабушки жили в большинстве своем в деревнях, селах, небольших городках. Многое знали и умели. Баловали кто чем мог – блинами, кашами, пирогами, творогом со сметанкой, медком да ягодками. Любили так, как только бабушка любить умеет, – мягче, нежнее, чем собственных детей. И внуки их были самыми счастливыми. Самыми свободными. Теми, у кого было действительно счастливое детство.

Весь учебный год я ждала, когда поеду в Каргополь. Там жили бабушка Зоя, дедушка Юра и прабабушка, мы все зовем ее баба Шура. Эти люди, близкие и бесконечно, космически обожаемые, вложили в меня свою любовь, свои знания, постарались передать частичку опыта и сколько возьму – умений. Они – мои первые и самые важные Учителя. Мои наставники.

***

Баба Шура была большой мастерицей. Шила. Вышивала. Вязала крючком и спицами. Весь дом был облюбован ее добрыми руками – половички на полу, коврики на табуретах, вышитые рушники, одеяла лоскутные. Зимой вся семья носила ее носочки и варежки.

Каждый раз, приезжая с севера, достаю отложенные спицы, крючки и пряжу. Начинаю кромсать футболки на коврики. Пока вяжу – душа спокойна. Это то, чем мне действительно нравится заниматься. Но дела, которые берутся из ниоткуда, как только возвращаюсь в город, затягивают в повседневный круговорот, и пряжа вместе со спицами, крючками и начатыми ковриками снова отправляется в ящик.

Кулинарные шедевры бабы Шуры – отдельная песня. Кухня Русского Севера, карельская кухня, ибо карелы от нас – в 70 километрах по прямой: бабуля выбирала, что ей нравилось, и пекла, и варганила это все для семьи. Ловко так. Сейчас, бывая в Каргополе, я первым делом бегу в местный магазинчик. Там продают тонкие пирожки – такие же, как пекла когда-то прабабушка, с повидлом. А ее рыбники? Калитки? С картошкой. С корочкой. Из печи. А как она рыбу жарила, которой в Каргополе – пруд пруди! Ммммм!..

Баба Шура старалась радовать. Позовет, бывало, с утра, откроет ладошку, а там платьице маленькое. Для куклы. Побегу, примерю, вернусь радостная, зароюсь носом в ее фартук и дышу, дышу – бабулей пахнет. А она гладит меня по волосам, смеется: «Ужо, подожжи».

Умела баба Шура и советы давать. За ними шла вся родня, подружки дочек, соседки и много кто еще. Она искренне верила в Бога. Соблюдала посты, знала все праздники. Пока могла – ездила в церковь. Со временем все реже. Молилась дома.

Всю жизнь вспоминала своего Ванечку: «Вам бы, девчата, таких мужей, как мой Ваня» – она это и дочерям, и внучкам повторяла. Выйдя замуж по большой любви, баба Шура получала ту огромную заботу, о которой все мы – женщины – мечтаем.

Прадед долго ее добивался. Она же никак не могла поверить, что простую девушку из очень бедной семьи приметил такой видный и образованный Иван. А он полюбил. В Шурочке души не чаял. Сам напористый такой, своего добивался. Под этим напором баба Шура и сдалась. Даже на рост его невысокий глаза закрыла, хотя своего всегда очень стеснялась, сутулилась.

Сыграли свадьбу. Иван крепко стоял на ногах – был заведующим магазином. Баба Шура дом обустраивала, дела вела домашние, рожала и воспитывала детей. Одна за другой на свет появились три девочки – Галя, Лида, Зоя. Прадед, конечно, мечтал о сыне. Он родится. Но увидеть его Иван Васильевич не успеет – в июне 41-го уйдет на фронт.

Она его ждала. «Вот вернется папа – заживем!» – то ли себя, то ли детей успокаивала. Письма перестанут приходить в декабре. Через два года, как война закончится, поступит официальное: «зачислен в списки пропавших без вести».

А она продолжала ждать. Вера давала ей силы растить троих – Лидочка умерла совсем маленькой. В войну и первые годы после нее, вплоть до 47-го, «зайчик» приносил кусочки хлеба, в остальном питались подножным кормом. Бабушка Зоя вспоминает похлебку на крапиве – кипяток, трава и больше ничего. Помнит, как во время уроков дети падали в голодные обмороки: «Сидишь, слышишь – бам! Опять кто-то лбом об парту. Учительница подойдет, на скамью положит, потом водички даст. Больше нечего. Так и жили».

Лишь в декабре 47-го утром по радио объявят: продуктовые карточки отменяются. А баба Шура скажет: сегодня будет много хлеба. Бабушка Зоя помнит, как, радостная, бежала после школы домой, залетела в кухню, а на столе… пусто. Мама улыбнулась, подвела ее к буфету и открыла створки. А там – буханки! Четыре! «Я, – говорит, – счастливее не была». И до сих пор плачет, вспоминая.

Родители бабы Шуры до этого момента не доживут – оба умрут в 47-м от голода, с разницей в месяц…

Я: дальше едем или грибы собирать пойдем?

***

В первый класс я пошла в ту же школу, где работала бабушка. Зоя Ивановна Рокина – уважаемый педагог, обладатель звания «Отличник народного просвещения». Учитель начальных классов до мозга костей. Ее знает пол-Каргополя – ученики, коллеги, родители. Помнит всех своих подопечных и до сих пор, а ей 84, каждое утро молится за тех, у кого судьба не сложилась.

Дорога в школу составляла километра два. Мы выходили на Красноармейскую и шли напрямик. Машин почти не было, единственный автобус, «четверка», ходил раз в час, мотоциклы в сарайки попрятаны. Зима. Снежок падает, хрустит под ногами. А я иду за бабулей, стараюсь след в след попадать. И мысль крутится: «хочу быть как бабушка». Я ей очень гордилась. И горжусь. Мой синдром отличницы, маниакальная почти обязательность – от нее.

Она научила меня читать, писать и считать задолго до школы. И я, устроившись в домике из одеял, одну за другой заглатывала книжки с народными сказками.

***

Дед мой, Юрий Иванович Рокин, – рыжий северный мужик с бородой, надежный, настоящий. Мудрый. С чувством юмора и искоркой в глазах. Моряк. Исплавал, объездил всю Россию. Осел в Каргополе. Пчел держал. Ульи исчислялись десятками. Дед их сам мастерил, улучшал по собственной технологии. Сам обустраивал омшаник. Сам строил дом из бруса. Сам печь клал. С тем же девизом живу и я: «не умеешь – осваивай».

Мед мы всегда гнали вместе. Я подносила нос к медогонке, и аромат, пока дед «крутил барабан», уносил в поля, полные разнотравья. Становилось тепло-тепло, уютно-уютно. Дед всегда говорил: «Не будет пчел – вообще ничего не будет». И день за днем я терпеливо выносила нападки его карпаток (порода уживается в регионах с сильными морозами. – Авт.). Потому на каких-то фото из Каргополя на меня без смеха не взглянешь.

Дед любил фотографию. Под это дело ему была выделена кладовая. В ней – сказочная лаборатория. Открыв рот, я смотрела, как в полной темноте под красными лучами на совершенно белой бумаге начинают проявляться образы, за ними – изображения, дальше – фотография. Настоящее волшебство.

Выпендрежную мою натуру дед баловал. Все детство – в его фотографиях.

Вот я мокрая вся, в труселях. С бантом набекрень. На озеро ездили. Передних зубов нет, но счастливаяяяя! В первый раз поплыла.

А вот мы всей женской линией сидим в ряд на диване – прабабушка, бабушка, мама и я. Мама увозит меня в Тольятти. Я улыбаюсь. А сердце рвется. Мое лето кончилось.

Любовь длиною в жизнь: баба Шура и прадед Иван

Здесь мне вообще лет пять. Сижу в мотоцикле. В коляске. В шлеме. Лес вокруг. Сейчас придет дед, и я узнаю: едем дальше или будем собирать грибы тут. Я, конечно, давно за то, чтобы выйти. Северные леса богаты и щедры. Дед такие места находить умудрялся! Сплошь в белых грибах. Бабушка потом их сразу жарила с картошкой, на масле сливочном. И подавала с теплым молоком и корочкой черного хлеба. Объедение!

Дед часто брал меня в лес, сызмальства. Он знал, какие грибы ядовитые, какие – нет. Какие травы лечат от каких болезней. Какую птичку как зовут. И как устроена их жизнь. Все это он рассказывал мне – интересно, будто былину какую-то. А я впитывала все, как губка. Потому что очень любила деда. Слушалась. И уважала.

…Все эти мысли, образы, воспоминания гнали меня в дорогу. В город детства. Я заранее загадала отпуск. Хотелось попасть на праздник народных мастеров, приуроченный к 877-летию Каргополя.

Юлия Гвоздева

…Продолжение следует