ДТП в Жигулевске грозит вылиться в скандал

Основа основ любого общества – уверенность граждан в том, что депутаты создают хорошие законы, чиновники эти правила внедряют в реальную жизнь, а суд стоит на страже прав каждого человека. При соблюдении этой нормы – врачи лечат, учителя учат, комбайнеры собирают урожай зерновых, а солдаты охраняют границы Родины…

Конечно, мы привыкли, что у нас не совсем так. Справляются только врачи, учителя, комбайнеры и солдаты. Депутатам люди верят с большой натяжкой, чиновникам не верят вовсе, а вот с правоохранителями все еще сложнее. Система: полицейский – следователь – прокурор – суд выстроена так, чтобы минимизировать количество ошибок. Первый скрупулезно фиксирует происшествие. Второй дотошно исследует все обстоятельства. Третий следит за правильностью действий первых двух и выносит свое суждение. Четвертый анализирует всю собранную информацию и, руководствуясь нормами законодательства, выносит решение. То есть инспектор ГАИ не может отправить на Колыму даже очень виноватого водителя. И следователь не может. И прокурор. А судья не станет, поскольку закон есть закон. Но это в теории. На практике – запросто, если у каждого из участников процесса может появиться пусть маленькая, но личная заинтересованность.

Однажды зимним холодным утром водитель, проживающий в Жигулевске, вез на своем автомобиле детей в школу. Неожиданно на дорогу выбежал человек. Тормозного пути не хватило. Поняв, что сбил пешехода, перепуганный водитель выскочил из машины. Подбежал к лежащему, увидел, что это подросток, убедился, что, слава Богу, живой, и принялся лихорадочно звонить: в полицию, скорую и себе на работу, поскольку работал он в городской больнице. В результате скорую и пострадавшего медики встречали во всеоружии, а сам водитель, наконец, набрал номер известного в Жигулевске адвоката Игоря Панина.

– Когда я приехал на место, кинулся искать очевидцев, но на улице никого не было, – рассказывает Игорь Панин. – Минут через пять подъехали полицейские. Я представился: адвокат, мол, имею право быть на месте происшествия и передал одному из них документы водителя. Кстати, это всегда только приветствуется в подобных ситуациях, но тут меня господин в форме по фамилии Блинов посылает подальше, что, конечно, очень удивило. Однако я остаюсь на месте и наблюдаю за происходящим. На улице ни души. А нужны понятые. Появляется мужичок на остановке, зовут его для осмотра места происшествия. Дяденька очень торопится на работу, поэтому просит: давайте я распишусь, где надо, и пойду. Легко. Полицейский ему дает чистый бланк, и тот ставит свою подпись. Это категорически недопустимо! Я, конечно, стою обомлевший, но думаю: что же будет дальше? Подъезжает дама на машине. Она тоже становится понятой. Полицейские делают четыре замера. Женщина-понятая расписывается в схеме и уезжает…

На освидетельствование Панин повез водителя сам. Получив справку об отсутствии алкогольного опьянения, адвокат и водитель минут через сорок приехали в ГАИ и попытались найти инспекторов, которые работали на месте ДТП, чтобы передать им справку. Выяснилось, однако, что те снова вернулись на место происшествия делать какие-то замеры.

– Я тогда сразу подумал, что дело нечисто, – вспоминает Игорь Панин. – А спустя какое-то время мне и водителю предлагают подписать протокол осмотра места происшествия. Но я прекрасно помню, что была составлена только схема, а протокола не было. К слову, фамилии и адреса понятых при составлении схемы я для себя записал, но в протоколе осмотра стояли уже другие фамилии. Водитель расписывается в графе, что получил копию протокола. А я подмечаю, что схема замеров существенно изменилась: к четырем добавились другие. В автомобиле между тем работал видеорегистратор, который зафиксировал буквально каждую секунду – от выезда из гаража до места ДТП. Полицейских такой надежный свидетель не заинтересовал, их устраивала собственная схема ДТП. От греха подальше я забрал видеорегистратор себе и, как оказалось, правильно сделал.

– А как здоровье пострадавшего юноши?

– У него врачи зафиксировали перелом бедра и легкое сотрясение. Водитель очень переживал. Мы поехали навестить мальчика, но нас к нему не пустили. Конечно, нам хотелось объясниться с родителями пострадавшего. Показать им запись регистратора, чтобы они увидели, что водитель просто не мог успеть затормозить – парень слишком быстро выскочил на дорогу. Но его мать от встречи и просмотра отказалась, заявив, что в любом случае водитель будет сидеть.

– Откуда такая уверенность? Тем более что юноша жив-здоров.

– Природу этой уверенности я определил позже, когда узнал, что один из работников ГАИ – крестный ее сына.

– Что было дальше?

– Прошло восемь месяцев, за это время был установлен тяжкий вред здоровью мальчика, но в возбуждении уголовного дела трижды отказывалось по причине отсутствия состава преступления. Провели экспертизу, которая даже без записи регистратора подтвердила, что у водителя не было технической возможности предотвратить ДТП. Потом мы узнаём, что материалы по ДТП переданы следствию. Встретившись со следователем Разумковой, я опять напомнил, что у меня есть запись с видеорегистратора и мы готовы передать ее, но ее это не заинтересовало. Через некоторое время я узнаю, что известных мне понятых, которые подписывали схему ДТП, начали обрабатывать, другими словами, оказывали давление с одной целью – изменить показания. Заинтересовали меня как адвоката и двое других, подписавших протокол осмотра места ДТП. Нашел адреса, поехал к первому – дверь не открыли. Второй оказался прописанным по вымышленному адресу.

– Интересно, а юношу-потерпевшего следователи опрашивали на предмет правил перехода через проезжую часть дороги?

– В деле есть показания мальчика о том, что он правильно и осторожно, не спеша переходил дорогу. Как главный аргумент против этого делаю копию части съемки видеорегистратора. На нем видно – пацан несется через дорогу без оглядки. С большим трудом запись передал следователю. Основной аргумент следователя Разумковой – материалов достаточно и без видеозаписи. Кстати, на протяжении всего следствия видеозапись не признавалась доказательством, и, мое мнение – никак не исследовалась, хотя по делу было проведено четыре экспертизы, и каждый раз следователь указывал, что якобы предоставляет эксперту для изучения видеозапись. О том, что видеозапись признана вещественным доказательством, мы узнали только после того, как дело было направлено в суд. Однако при ознакомлении с материалами дела необходимый документ в деле отсутствовал. Проходит больше года, нас никто не трогает. Становится тревожно. Я потихоньку начинаю интересоваться: как там с нашим ДТП? Оказалось, что дело возбуждено, но не по поводу причастности водителя к ДТП, а по факту самого происшествия. Меня как юриста это просто потрясло, и я написал суду: как можно возбудить дело о ДТП без участия водителя?! Я обжалую это возбуждение, мне вежливо отказывают. Водитель проходит как свидетель. Давать показания в этом качестве он отказался.

– Почему, собственно?

– А смысл? У меня же глаз наметанный, я вижу, как в первый раз понятой подтверждает свои показания о том, что подписывал пустой бланк. На второй раз он уже говорит, что забыл, какой подписывал: то ли пустой, то ли заполненный. В третий раз заявляет, что присутствовал при осмотре и схема составлена верно. Другой понятой говорит, что подписал два варианта протокола: один правильный, другой – нужный. Кроме того, чтобы поддержать следователя, прокурор дает ему письменные указания отстранить меня как адвоката от участия в деле и допросить меня в качестве свидетеля произошедшего ДТП, хотя понятно, что его очевидцем я не был. Я был очевидцем, мягко говоря, безобразий, которые творили работники ГАИ, но это уже другая история.

– А зачем эта нелогичность со статусом водителя?

– Водитель на протяжении двух с лишним лет признавался следователем Разумковой свидетелем с одной-единственной целью – лишить его профессиональной защиты адвоката и его собственного влияния на процесс.

– Два с половиной года… Затянутый процесс…

– Да, в таких перипетиях проходит два с лишним года. За это время прошел срок давности привлечения к уголовной ответственности. Но через два года и три месяца нас вызывает следователь Разумкова, в течение семи минут (!) берет подписку о невыезде, допрашивает водителя уже в качестве подозреваемого, предъявляет обвинение, допрашивает еще раз и объявляет об окончании следствия. Зная о беззакониях, которые творились и творятся на протяжении следствия, водитель принимает решение отказаться от прекращения уголовного дела по амнистии за истечением срока давности – юридические основания к этому имелись. По сути, он сам себя отдает под суд, надеясь все же на торжество закона в суде.

– А как же видеозапись? Это ведь главное доказательство.

– Я неоднократно просил провести экспертизу записи видеорегистратора, никто этого не сделал. А уж куда объективнее эта бездушная машинка всяких понятых, которые меняют показания! Впечатление такое, что истина никому не нужна, кроме адвоката. Обнаружив процессуальные ошибки, отсутствие доказательств по делу, я подал ходатайство о прекращении дела. Жалуюсь прокурору Репетеву, представляю доказательства нарушений и фальсификаций по делу, получаю обтекаемый ответ ни о чем. Ни одну мою адвокатскую жалобу не удовлетворили. Я уже ничему не удивляюсь: в Жигулевске, на мой взгляд, это давно известный бермудский треугольник – следователь – прокурор – суд, в котором бесследно исчезло само понятие закона. После очередного судебного заседания по одной из моих жалоб на незаконные действия следователя Разумковой, еще до рассмотрения дела по существу, судья Тришкин заявил мне, что водитель, безусловно, виновен и все мои старания напрасны. Будет, мол, лучше, если я соглашусь на прекращение дела за примирением сторон. То есть водитель должен признать вину в совершении преступления. Я подал заявление об отводе судьи, указывая и на нарушения закона судьей, и на его явно обвинительный уклон, и на его уже сложившееся и высказанное публично мнение по делу.

– Мы были на этом заседании. Судья отказался выходить из процесса и отказался признать факт этого разговора с вами.

– Каждый вступающий в должность судьи приносит присягу, клянется честно и добросовестно выполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят долг судьи и совесть. Пусть это останется на его совести.

– Игорь Александрович, тот факт, что крестный потерпевшего работает в ГАИ, едва ли может объяснить такое мощное противодействие.

– Я сам удивляюсь. Могу лишь констатировать, что как адвокат нахожусь в постоянном конфликте интересов со стороной обвинения по любому делу. Понятно, что любить меня им не за что. Я ведь любую недоработку или нарушение буквы закона сразу вижу и молчать не стану. Думаю, что данная ситуация кому-то показалась удобным случаем поставить адвоката Панина на место. Кроме того, признание незаконными действий правоохранителей по данному делу может повлечь неблагоприятные для них последствия, и очень серьезные. Надо спасать своих. А судьба человека, установление истины – для них дело десятое…

От редакции:

Судебный процесс продолжается. Редакция не берется судить о наличии ошибок в действиях правоохранителей, оценивать позицию надзорных и судебных органов. Однако сочтем своим долгом привлечь внимание к данной ситуации руководителей областного суда и областной прокуратуры. Редакция будет следить за развитием событий.

Григорий Зимин