Геннадий Розенберг: «В науке дураками быть нельзя»

С директором Института экологии Волжского бассейна Геннадием Розенбергом мы говорили в период подготовки к очередной научной конференции. Выяснилось, что наши ученые мужи и в период нестабильной экономики оптимизма не теряют и достаточно уверенно смотрят в будущее.

– В конце прошлого года в вашем институте впервые провели папанинские чтения. Для чего? Есть ведь уже любищевские…

– У нас проходит много конференций. И отражают они различные научные аспекты. Иван Дмитриевич Папанин – один из основателей нашего института. Поэтому, когда подошла круглая дата – 120 лет со дня его рождения, мы решили такие чтения провести. Тем более что подъехал наш сотрудник, профессор Коломыц, географ-ландшафтовед, заведующий нашей лабораторией, которая находится в Пущино. Он, к сожалению, у нас гость нечастый. В этот свой визит он сделал несколько интересных докладов. Один из них про локальные механизмы изменений экосистем, которые могут произойти под влиянием потепления климата. Все говорят о потеплении климата, но очень глобально, по всему миру. А вот конкретно, к примеру, в нашем заповеднике, что будет происходить? Как будут меняться экосистемы? Он нам об этом рассказал. Кроме того, Коломыц – признанный специалист в области снеговедения. Сейчас в период освоения Арктики, нового интереса к ней, его работы стали очень востребованными, их стали переводить на английский язык. Он также рассказал о своей деятельности, связанной с проблемами снега.

– Обычный народ от этого далек, да и что по снегу исследовать-то можно?

– Например, как кристаллы снега соединяются. Мы же северная страна, единственная в мире северная по-настоящему. Даже Канада с нами не сравнится. И проблемы снега, вечной мерзлоты – очень важны, их надо изучать. Как снег может таять? Как образуются лавины? Упрощенно: если структура снежинок одного вида, то лавины не будет никогда, а если складываются снежинки другого вида, – будет. Задача ученого – выяснить, при каких условиях это происходит, почему. А так как Папанин был полярником, мы подумали, что вопросы, связанные со снеговедением, будут интересны на этих чтениях. Пройдут ли папанинские чтения второй раз – посмотрим.

– Что же произойдет в заповеднике с потеплением климата?

– Четко сказать трудно. Давались прогнозы на 2010, 2030 и так до сотого года. Первый прогноз за 2010 год мы можем проверять. Конечно, пустыня не наступила, но какие–то изменения в системе мы наблюдаем. Вот до 30 года дотянем – и увидим, где ошибались, уже будет понятно, почему. Можно будет откорректировать модели прогнозов. Но, судя по первому, у нас пока получается правильно прогнозировать.

– В апреле в институте планируется проведение традиционных Любищевских чтений. Что интересного будет на них?

– В апреле исполняется 125 лет со дня рождения Александра Любищева, который захоронен на территории института. Крупнейший теоретик, биолог, эволюционист, борец с Лысенко. За ним шлейф всяческих деяний. Мы сторонники конференций в формате семинара, когда можно задать вопросы, обсудить, выступить. Так и проходят Любищевские чтения. Они вызвали на наше удивление очень большой интерес: больше 70 докладов поступило, география которых – от Владивостока до США. Из Техаса планируют подъехать участники. Получится достаточно широкая международная конференция, довольно интересная как по составу участников, так и по докладам. Мы каждый раз стараемся что-то публиковать из наследия Александра Александровича, потому что у него очень многое писалось в стол. Свои письма он печатал на машинке, потому что почерк имел безобразный. Но эти письма – по 10–20 страниц – серьезные работы, настоящие научные исследования. Грядущую конференцию мы посвятили популяционным исследованиям. Она теоретическая, тем и интересна. Сегодня не часто заявляют смело, что мы будем заниматься теорией. Институту без таких мероприятий скучно жить. Сейчас много пытаются проводить конференций, но это всегда большие взносы. А мы стараемся найти спонсоров, гранты, стараемся денег не брать с ученых. Вот к нам и едут с удовольствием.

– Как я поняла, по части конференций у вас жизнь активная, а как с научно-исследовательской работой?

– Ну, чтобы на конференциях выступать, надо что-то делать. Естественно, мы проводим исследования. Есть обязательная тематика, которую мы на себя взяли. С этого месяца начнется период экспедиционных работ. В прошлом году провели даже водную экспедицию. А это достаточно дорого. У нас есть старенькое судно, которое еще Папанин дарил. Будет ли такая экспедиция в этом году пока неизвестно. По последним данным, денег мало и их, скорее всего, направят на океанические корабли. Но полевые экспедиции пройдут точно.

– Вы однажды говорили, что задача института – проводить исследования, делать открытия в области экологии. Это реально получается?

– Открытия бывают разного масштаба. Например, в учебнике природопользования 90-го года вы найдете закон Розенберга, разработанный мной. Принцип скользящих среднемаксимальных случайных статического ряда. А проще – мы наблюдаем колеблющиеся режимы. Все можно объяснить случайностью, но получается четкая периодика – у случайностей есть трехшаговый цикл. Исходя из этой гипотезы, можно найти общие закономерности в колебаниях природных процессов при наличии достаточно длинных рядов наблюдения. Другой пример. Сейчас идет процесс инвазии – внедрения новых видов, которые попадают в Волгу из Каспия. Наш родной моллюск – дрессена полиморфа. Она здесь всегда жила. А теперь появился новый вид, 15 лет мы его наблюдаем – дрессена бугензис из Буга. Как сюда попала? Ну, видимо, на кораблях. Обрастание. Так вот новая дрессена прижилась и даже начала вытеснять нашу. Эти моллюски фильтруют воду. А с другой стороны – это биологическое загрязнение. Мы о Каспии слышим: там грибневик какой-то появился, который пожирает пищу, и для рыб остается мало еды. Все эти процессы естественные. Они меняют структуру сообществ. Наш профессор Евланов – паразитолог, показал, как эти внедренные виды принесли своих паразитов, как они начали входить в наши системы, как они регулируют численность. Эти явления надо знать и следить за ними. Сейчас много новых видов открывается, о которых мы не знали. Это в основном насекомые. Вот, например, комар-звонец. Пока он в стадии личинки, он – кормовая база. Допустим, когда начинается вспышка размножения этих комаров, которых изучает профессор Зинченко на соленых реках Приэльтонья, есть птицы, которые чуть ли не с Сахалина летят сюда. Интересное явление. Всего за 30 лет институтом было внедрено чуть более 1000 мероприятий; каждый научный сотрудник в среднем раз за два года «выдавал» результат, который предлагался к внедрению или был внедрен в практику хозяйственной деятельности страны.

– Наука не особо престижна среди молодежи. Идут ли к вам работать молодые ученые?

– У нас пока, слава богу, вполне нормальная ситуация, достаточно много молодых. Совсем недавно определяли показатель результативности нашей научной деятельности. Некоторые очень активные обошли солидных мужей по результативности. Хотя, конечно, есть масса проблем, которые надо решать. Я наблюдал, занимаясь историей науки, что ученые либо очень рано уходят из жизни, либо живут очень долго. Причем живут активно. Один академик-математик умер в 105 лет, до последнего ходил на общие собрания академии. И в эти годы он давал интервью. Во-первых, это колоссальные знания, которые надо передавать. Во-вторых, выгнать сегодня такого человека на нашу пенсию – это просто обречь его на бедность. Естественно, ученые мало что своей наукой заработают. Вопрос ставится давно: почему только чиновникам платят надбавки к пенсиям, а не таким заслуженным людям, как кандидаты наук, доктора? Ну, сохраните им 75 процентов оклада, чтобы пенсия была не 5 тысяч. Тогда они сами уйдут и освободят места для молодежи. Такие предложения на законодательном уровне делались неоднократно, но увы.

– В прошлом году прошла реформа академии наук. Каковы ее результаты?

– Положительного ничего нет. Я был противником этой реформы и остаюсь им. Считаю, что она разрушила науку в стране. Это плохо. Россия стремится к мировому лидерству, к участию в нем – в восьмерках, двадцатках, как угодно. И разгромить свою науку? Почему-то все говорили, что академия наук – это полторы тысячи старых маразматичных академиков. Ничего подобного. В Уставе было записано, что членами академии являются все сотрудники. Сейчас сделали новый Устав. Вместо 100 тысяч человек стало 2 тысячи. Сделали некий клуб. Имущество находится в ФАНО (Федеральное агентство научных организаций). Там близко нет специалистов. Они гордятся тем, что 6 тысяч объектов по стране записали в собственность. Я знаю несколько этих объектов. У меня теперь два сортира на стационаре записаны в собственность. Наверно, это надо было делать вовремя. Но это не есть наука. Я поставлен здесь не для этого. Ни единой бумажки от них про науку нет и, естественно, быть не может. Почему хвост не виляет собакой? Если бы хвост был умнее, он бы вилял. Вот у нас ситуация такая, когда хвост пытается вилять собакой, то есть хозчасть поставлена командовать наукой.

– Получается, что с государственной властью взаимодействие неконструктивно. А с нашими региональными и городскими?

– Наука во все времена у нас в стране воспринималась властью как некая фронда. И цари пытались ее прижать. Понятно, тут умные люди. В науке дураками быть нельзя, извините. Такое неприятие существует чаще всего на личностном уровне. У нас выстроена вертикаль власти. И вот уже в области ведутся разговоры об объединении университетов. Хотят слить аэрокосмический, технический университеты в единый. Все ректора против, а в области хотят. Спрашивается – зачем? Реорганизация не может быть конструктивной, если нет цели, ради которой она делается. Просто пересажать в разные кресла, поменять? Тогда надо Ивана Андреевича Крылова вспоминать, он все-таки тоже был член-корреспондент РАН…

Елена Харченко

vesti

09.04.2015

Другие материалы